Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Юристы вооружены судебным ордером, подписанным прошлой ночью в Нью-Йорке по запросу Комиссии по ценным бумагам. Они действуют в интересах назначенного судом управляющего-ликвидатора, который принял на себя руководство обанкротившейся фирмой Мэдоффа. Это манхэттенский юрист по делам, связанным с эмиссией и торговлей ценными бумагами, по имени Ли С. Ричардс III.

Ли Ричардс, спокойный, вечно непричесанный, смахивающий на юмориста Гаррисона Кейллора и внешностью, и голосом, считается одним из лучших в стране специалистов по беловоротничковой преступности. На его счету полдюжины крупных конкурсных производств, и его фирма с офисами в Нью-Йорке, Вашингтоне и Лондоне «заточена» именно на такого рода критические ситуации.

Вчера, когда Ричардс сходил с пригородного поезда на вокзале Гранд-Сентрал, ему позвонил на мобильный Эндрю Каламари из Комиссии по ценным бумагам – известил об аресте Мэдоффа и спросил, не займется ли его фирма конкурсным производством. Чтобы обеспечить сохранность активов и документов, пока выясняется, действительно ли фирма неплатежеспособна и пойдет под банкротство, конкурсный управляющий должен незамедлительно выехать на место.

Ричардс тут же, прямо посреди вокзала, дал согласие заняться делом Мэдоффа. Несколько часов спустя штатные юристы Комиссии попросили федерального окружного судью Луиса Л. Стентона заморозить активы фирмы Мэдоффа и официально назначить управляющим Ричардса. Судья Стентон подписал ордер в 18.42 в четверг, и Ричардс тем же вечером взялся за дело, перво-наперво наняв консультантов-криминалистов и мобилизовав свой лондонский персонал.

И вот сегодня, около восьми утра, когда лондонское отделение Мэдоффа уже взято под охрану, но нью-йоркские рынки еще не открылись, Ричардс с несколькими сотрудниками прибывает в манхэттенский офис Мэдоффа. Юристы и бухгалтеры Комиссии пробыли здесь бóльшую часть ночи в попытках определить, где проходит водораздел (если проходит) между законным бизнесом фирмы и совершавшейся здесь грандиозной аферой, о которой говорит Мэдофф.

Инспекторы регулирующих органов работают в конференц-зале на восемнадцатом этаже, где размещается административный и финансовый персонал и где сосредоточена соответствующая документация. Ричардс поднимается наверх и устраивает командный пост в конференц-зале со стеклянными стенами, который простирается между пустующим кабинетом Мэдоффа и помещением побольше, которое пока что остается в распоряжении Питера Мэдоффа.

На работу выходят почти все сотрудники фирмы Мэдоффа, даже Фрэнк Дипаскали, хотя днем он отлучится и больше не вернется. Во второй половине дня он, трясясь и плача, будет сидеть у одного из лучших в городе адвокатов по уголовным делам и в деталях рассказывать о той работе, которой столько лет занимался у Мэдоффа. Мэдофф тоже проведет день с адвокатами, пытаясь понять, как будут развиваться события дальше.

А в «Помаде» Ричардс призывает подчиненных Мэдоффа оказать ему всемерное содействие и проявить терпение: многого он пока и сам не знает и потому не может им ничего объяснить.

Сотрудники юридической фирмы Ричардса уже ограничили доступ к компьютерным системам и изъяли у работников Мэдоффа карточки-ключи. Консультанты-криминалисты начинают просматривать отчеты о состоянии клиентских счетов и финансовую документацию фирмы. Как и в Лондоне, здесь организуется круглосуточная охрана офиса. Вскоре люди Ричардса выясняют, что в Квинсе у Мэдоффа два склада с документацией и резервным компьютерным оборудованием. Их тоже берут под охрану.

По мере того как распространяются вести об аресте Мэдоффа, от компаний – партнеров фирмы начинают поступать грозные предупреждения о вероятной отмене незавершенных сделок с ценными бумагами. Сотрудники Ричардса должны попытаться как можно скорее вернуть сделки в исходное состояние либо завершить их с наименьшими потерями. Другие юристы его команды трудятся над замораживанием банковских счетов фирмы и ее брокерских счетов в других организациях.

Около десяти утра на командный пост Ричардса прибывают двое полицейских. Ричардс должен немедленно спуститься вниз. В вестибюль прорвались вкладчики Мэдоффа, человек тридцать – сорок, прибывают репортеры, и эта толкотня начинает беспокоить службу охраны здания. Ричардс быстро направляется к лифтам.

Вкладчики встревожены, но ведут себя тихо и прилично – если не сказать образцово, с учетом того, что многим из них грозит разорение. Собравшиеся здесь, в приглушенном свете рождественских украшений, это, можно сказать, представители десятков тысяч людей по всему миру, пострадавших из-за чудовищной аферы Мэдоффа, – представители всех поверивших ему вдов, всех вкладчиков «второго поколения», всех рабочих-строителей, секретарей стоматологических приемных, учителей на пенсии, владельцев небольших ресторанов, электриков, страховых агентов, не самых преуспевающих врачей и адвокатов, всех тех, кто вдруг оказался в категории жертв Мэдоффа.

Ричардс объясняет им, что никаких сведений об их личных счетах у него еще нет и что он не может даже предположительно сказать, когда появятся такие сведения. Здесь, в вестибюле, они, к сожалению, ничего не смогут узнать. Толпа постепенно рассеивается, и Ричардс возвращается наверх.

В конце весны 1962 года двадцатичетырехлетнему трейдеру с Уолл-стрит по имени Бернард Лоуренс Мэдофф грозило разорение.

Мэдофф начал собственный брокерский бизнес, еще будучи студентом последнего курса Университета Хофстра (штат Нью-Йорк), зимой 1959/60 года, на заре буйного десятилетия, которое войдет в историю под именем «годы гоу-гоу». Время было лихорадочное, шальное, время продувных бестий наподобие персонажей фильмов братьев Маркс. И на Уолл-стрит в те дни не было территории более зыбкой и коварной, чем внебиржевой рынок ценных бумаг – ВРЦБ: там-то юный Берни Мэдофф и рискнул раскинуть шатер.

Современным инвесторам трудно представить себе громадный, децентрализованный и слабо регулируемый ВРЦБ шестидесятых. На Нью-Йоркской фондовой бирже – так называемом Большом табло – долгое время заправляла Мейн-стрит [2] , точнее хозяева Мейн-стрит. Лишь немногие пенсионные или целевые фонды владели простыми акциями, так что преобладающее большинство ежедневных ордеров-распоряжений исходило от индивидуальных инвесторов, людей состоятельных, которые при всех передрягах на рынке чувствовали себя достаточно уверенно. Их опекали семейные биржевые брокеры. Заботясь о долгосрочной стабильности трастовых фондов своих детей, такие инвесторы покупали акции железнодорожных компаний, инфраструктурных предприятий, производителей автомобилей и стали – то есть голубые фишки, которые они знали и понимали: зачастую они сами же и управляли соответствующими компаниями либо значились их учредителями. При желании они могли хоть каждый день следить за котировками своих акций, достаточно было открыть вечернюю газету.