Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Леви, как и Мэдофф, всего добился сам. Но, в отличие от Мэдоффа, он был человеком компанейским, немного шумным и довольно простым в общении. Когда высокий, пышущий здоровьем Леви возникал на пороге, в комнате становилось светлее, и Мэдоффа, по-видимому, согревало его тепло. Леви перезнакомился со всем персоналом Мэдоффа, и сотрудники всегда радовались его появлению. В свою очередь, Леви был только рад готовности Мэдоффа управлять его финансовыми делами – это позволяло ему сосредоточиться на том, что он знал лучше всего: на первоклассной недвижимости.

Со временем Мэдофф стал для Леви больше чем брокером. К полному удовольствию Леви, он взял на себя управление имуществом его семейного фонда. Тесное сотрудничество с Леви обеспечило ему репутацию в банковских кругах, где Леви всегда был желанным клиентом. В JPMorgan Chase Мэдоффа знали как «близкого друга Леви и его трейдера». За десятилетие знакомства с Мэдоффом на инвестиционных счетах Леви в фирме Мэдоффа было минимум 180 млн долларов. В следующие двенадцать лет его баланс вырастет до полутора миллиардов. В 2001 году на счету Леви, откуда ни возьмись, появятся 35 млрд долларов – и в те же двенадцать месяцев вновь с него уйдут.

Четвертый, и последний, таинственный член квартета Мэдоффа был высокий лысеющий юрист и бухгалтер по налогам Джеффри Пикауэр. Он, как и Леви, познакомился с Мэдоффом через Сола Альперна, правда, на сей раз все произошло намного проще. Майкл Бинс, поступивший в фирму Альперна в 1968 году, был женат на сестре Джеффри, Эмили Пикауэр. Согласно некоторым источникам, Пикауэр, который был на четыре года моложе Берни Мэдоффа и только что закончил юридический факультет, частенько наведывался в офис фирмы Альперна. Мэдофф вспоминал, что в то время Альперн был личным бухгалтером Пикауэра, хотя сам он познакомился с Пикауэром через Бинса.

Отец Пикауэра был польский иммигрант, мастер по изготовлению дамских шляпок в Нью-Йорке, поселившимся со своей молодой семьей в Лонг-Биче, небольшом городке на южном берегу Лонг-Айленда. Джеффри получил прекрасное образование. В 1963 году он закончил Университет Пенсильвании и к 1967 году получил диплом магистра делового администрирования в Колумбийском университете и диплом Бруклинской школы права. В 1971 году он стал лицензированным практикующим бухгалтером и попал в известную всей стране бухгалтерскую фирму Laventhol & Horwath.

Он обладал талантом делать деньги на фондовой бирже, но не талантом сходиться с людьми, и был склонен брать на себя большие риски ради больших барышей. Ему случалось проигрывать, как, например, в 1976 году, когда он потерял свыше 600 тыс. долларов, поверив посулам наглой и прилипчивой бродвейской продюсерши, которая обещала колоссальный, более чем пятидесятипроцентный выигрыш, но, как оказалось, попутно сооружала финансовую пирамиду. Однако чаще он выигрывал, даже если проигрывали его клиенты. В 1970-е годы он помогал торговать налоговыми прикрытиями (схемами снижения налогов), основанными на льготах по аренде мейнфреймов, и ко времени, когда Налоговое управление США (IRS) оспорило налоговые списания некоторых из его клиентов, он сколотил солидное состояние и сумел позиционировать себя как серьезный игрок на рынке слияний и поглощений, который в начале 1980-х стал набирать обороты на Уолл-стрит.

Противники Пикауэра по корпоративным битвам будущих лет запомнили его как человека жесткого, агрессивного и весьма склонного к сутяжничеству, человека, который ходит по грани рыночных правил, да и просто правил честной игры. Выигранные битвы за поглощение компаний приносили миллиарды долларов в его карманы – и, в конце концов, на его счета у Мэдоффа.

Из четверки старых клиентов Мэдоффа Пикауэр выделяется тем, что только с ним Мэдофф, по-видимому, чувствовал себя не совсем в своей тарелке. В письменных ответах на вопросы, заданные автором после ареста Мэдоффа, Джеффри Пикауэр и его жена Барбара писали, что «взаимоотношения Пикауэра с Мэдоффом начались как сугубо профессиональные» и только «многие годы спустя эти отношения переросли в личную дружбу».

К началу 1980-х годов Мэдофф добавил к «большой четверке» еще один узкий круг клиентов – небольшую группу богатых французских инвесторов, которые были не прочь развлечься арбитражем на рынке США. В своем первом тюремном интервью он заявил, что впервые связался с клиентами-французами через Мориса Сейджа, того самого видного еврейского лидера, который сыграл роль посредника в истории знакомства Мэдоффа с Норманом Леви.

Одним из влиятельных заокеанских клиентов был Жак Амселлем, гражданин Франции, который все 1970-е годы инвестировал в американский рынок. Наиболее заметным его вложением было массированное наращивание участия в сети супермаркетов Shopwell в конце десятилетия. Амселлем открыл у Мэдоффа инвестиционные счета, остававшиеся активными до самой его смерти в 1994 году, после чего счета перешли к его вдове и внукам.

Через Амселлема Мэдофф познакомился еще с одним важным клиентом-французом – Альбером Игуэном, промышленником и знатоком Спинозы. Мэдофф припоминал свое первое путешествие в Париж в начале 1980-х для знакомства с Игуэном, который, по его словам, «обожал фондовую биржу» и хотел поиграть на арбитраже «по маленькой» в долларах США. Игуэн и его жена, уроженка Соединенных Штатов, повели Мэдоффа на обед «в какой-то чудовищный китайский ресторан. Это был мой первый обед в Париже – совершенно ужасный».

1970-е годы, открывшие Берни Мэдоффу столько новых возможностей, были не слишком милостивы к большинству мелких брокерских фирм, расплодившихся в 1960-е. После волны банкротств регуляторы решили разобраться в том, что же послужило питательной средой для расцвета столь непрочных фирм, и пришли к выводу: виной всему отсутствие ценовой конкуренции. Сложилась ситуация, при которой клиенты, независимо от качества обслуживания, за каждую купленную или проданную акцию платят одну и ту же фиксированную комиссию. Соответственно, брокер, исполняй он ордер на пакет в сто тысяч одинаковых акций или на тысячу акций ста разных наименований, получает одни и те же комиссионные за каждую акцию. Конечно, какой-нибудь очень крупный клиент мог настоять на негласной оптовой скидке, но у мелких инвесторов такого шанса не было. Никого это не устраивало, за исключением мелких неконкурентоспособных брокеров, которые только благодаря такому положению дел и держались на плаву.