Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

В том же году дочь Уолтера Ноэла Аликс вышла за трейдера другого хедж-фонда, Филипа М. Туба. Романтическая церемония проводилась на роскошном острове Мустик (Британские Виргинские острова), в Бамбуковой церкви под открытым небом. (В 1995 году Моника и Уолтер Ноэл купили там белоснежный дом на холме, а Мэдоффы в это же время обзавелись прибежищем за 3,8 млн долларов в Палм-Бич. «Мустик – полная противоположность Палм-Бич, – сказала через несколько лет Моника корреспонденту журнала Town and Country. – Там до сих пор сохраняется сельский уклад. И публика там очень интернациональная. И никто не ходит с гермесовскими сумками.) Женившись, Туб тоже влился в ряды Fairfield Greenwich и стал одним из лучших торговых агентов, умело используя деловые связи в Бразилии и на Ближнем Востоке.

В 1999 году на борт семейного бизнеса взошел еще один зять Ноэла, Янко Делла Скьява, который из своего дома в швейцарском Лугано стал продвигать фонды фирмы на рынках Южной Европы. В 2005 году в фирму поступил и четвертый зять Ноэла, калифорниец Мэтью С. Браун.

У Мэдоффа был самый лощеный и космополитичный – и, похоже, самый эффективный торговый штат. К концу 1999 года небольшой хедж-фонд, который в 1990-м доверил ему 4 млн долларов, имел на счетах у Мэдоффа умопомрачительную сумму – 3 млрд долларов, а его активы росли больше чем на 30 % в год. Сотни миллионов долларов из других фондов Европы и Карибских островов потекли в фонды Fairfield Greenwich, связанные с Мэдоффом. По мере роста активов росли и гонорары руководства фирмы, а следовательно, и размер состояний, из которых финансировался стиль жизни ее удачливых партнеров.

И Ноэлы в своей островной роскоши, и Такеры, которые на севере штата Нью-Йорк в фешенебельных окрестностях Саратоги занялись разведением чистокровных верховых лошадей, жили припеваючи. В точности неизвестно, сколько получили в 1990-е Такер и обширный клан Ноэлов за свои финансовые услуги, но в 1998 году их доход, вероятно, составил более 45 млн долларов – и это в год, когда прибыль крошечной фирмы распределялась среди горстки партнеров. (Согласно документам, приложенным к позднейшим судебным искам, между 2002 и 2008 годами фирма собрала почти 920 млн долларов.)

И хотя Ноэлы и Такеры, возможно, жили не лучше других богачей из мира хедж-фондов, они жили не таясь. На разворотах глянцевых журналов мелькали фотографии их экзотических домов, на страницах светской хроники то и дело появлялись гламурные дочки Ноэла. Заносчивые «старые деньги» Гринвича, Саратоги и Лонг-Айленда, должно быть, презрительно фыркали, но социально амбициозные «новые деньги» из мира хедж-фондов, вероятно, полагали, что семейство красавцев Ноэлов и спортсменов Такеров сорвали свой главный в жизни джекпот.

И всем этим они были обязаны Берни Мэдоффу.

Деньги офшорных хедж-фондов, богатых европейских семейств и частных банков-бутиков – все источники богатства, не понаслышке знакомые партнерам из Fairfield Greenwich, – были жизненно необходимы Мэдоффу, чтобы наращивать резервуар для его финансовой пирамиды 1990-х. Еще один денежный кран, значение которого неуклонно росло, был подключен к сфере некоммерческих организаций – благотворительные организации, образовательные учреждения и комитеты по инвестициям стекались к Мэдоффу с благим намерением вверить ему все больше и больше своих средств.

Дж. Эзра Меркин был для тесного, братского мира еврейской филантропии тем же, кем Уолтер Ноэл был для модного, лощеного мира богачей-космополитов. В отличие от Ноэла, самостоятельно пробившегося в высшее общество, Меркин с рождения принадлежал к щедрому на пожертвования, глубоко религиозному сообществу, которое и стало ядром его клиентуры – и важной мишенью разрушительной аферы Мэдоффа.

Эзра Меркин вырос в тени своего богатого и замечательно начитанного отца Германа Меркина, твердо следующего заветам своей религии ортодоксального еврея, бежавшего из нацистской Германии и затем работавшего на американскую военную разведку. После войны Герман Меркин сколотил состояние в Нью-Йорке, в основном благодаря доле в нефтеналивной танкерной флотилии. Кроме того, он основал небольшой инвестиционный банк. Его постоянный интерес к новым идеям и биржевой игре привел к тому, что он стал опекать многих талантливых молодых трейдеров с Уолл-стрит. Один из них рассказал, как в те послевоенные годы происходил деловой ланч с Германом Меркином. Это был особый ритуал. Пожилого джентльмена всегда сопровождал молчаливый, хорошо одетый помощник, у которого всегда был при себе блокнот. Если трейдер одобрительно отзывался о каких-то акциях – скажем, многообещающей компании, делавшей ставку на новые технологии, вроде IBM, – Меркин тут же окликал компаньона (он говорил с сильнейшим акцентом): «У меня есть бумаги IBM?» Компаньон быстро справлялся с записями в блокноте. Если ответ был отрицательным, Меркин говорил трейдеру: «Я возьму тысячу акций». После чего они вновь принимались за еду. Этот бывший трейдер считает вполне вероятным, что молодой Берни Мэдофф тоже был среди тех, кого Меркин-старший приглашал для беседы за ланчем.

Но Уолл-стрит была не единственной ниточкой, связавшей Берни Мэдоффа с семьей Меркина. В 1955 году Герман Меркин расстался со своей семейной синагогой и помог основать новый храм – Синагогу Пятой авеню. За те годы, пока он был ее президентом, а затем председателем, синагога превратилась в духовный дом множества богатых прихожан, которые, в свою очередь, стали щедрыми спонсорами еврейских начинаний и учреждений – и в конечном счете важными инвесторами Мэдоффа.

Герман Меркин и сам, по мере того как росло его богатство, жертвовал все щедрее, особенно на Университет Ешива. В попечительском совете Ешивы он прослужил более сорока лет и в 1996 году, когда Мэдоффа пригласили войти в совет попечителей, занимал пост вице-председателя.

Один из шестерых его детей, Джейкоб Эзра Меркин, был достойным преемником ученых ортодоксальных традиций семьи. Он посещал подготовительную школу Рамаз, одно из лучших еврейских учебных заведений манхэттенского Ист-Сайда. В Колумбийском университете он специализировался в области английского языка, входил в студенческое братство Phi Beta Kappa и в 1976 году получил диплом с отличием. Диплом юриста (тоже с отличием) он получил в 1979 году в Гарварде и потом еще некоторое время учился в Израиле. Один из его друзей вспоминал его «ненасытную страсть к чтению», а другой описывал его как человека «благочестивого, набожного и мудрого». Близкие друзья отмечали его чувство юмора и умение посмеяться над собой, что не мешало ему порой резко отстраняться от тех, кого он считал ниже себя по интеллекту.

После краткой юридической практики в элитной нью-йоркской фирме он последовал за своим отцом на Уолл-стрит. Он поработал на солидный хедж-фонд, а затем учредил собственный, впоследствии разросшийся в Gabriel Capital Corporation. В 1988 году он создал пару хедж-фондов, которые обрели известность как фонды Gabriel и Ariel. Он умело продвигал свои фонды, но управлением инвестициями занимался куда меньше. Эту задачу он негласно отдал на сторону.