Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Даже у крупных фидер-фондов были собственные «донорские» фонды, которые, в свою очередь, тоже подпитывались фидер-фондами, и все вместе они создавали необъятную всемирную ирригационную систему, которая обеспечивала аферу Мэдоффа бесперебойными денежными потоками высокого напора. Многие фидер-фонды выплачивали «отчисления», то есть попросту делились комиссионными (конкурсный управляющий назовет эту практику «откатами», но можно трактовать это и как комиссионные с продаж), что обеспечивало высокое вознаграждение и мощный стимул тем, кто поставлял новых инвесторов.

По мере того как хедж-фонды набирали силу в Еропе, Азии и на Среднем Востоке, они множились и в Америке. Ярким примером распространения хедж-фондов после 2006 года – тенденция, которую Мэдофф использовал на все сто, – служит флоридский хедж-фонд под названием Anchor Holdings LLC, состоящий из одного человека.

Многими клиентами Anchor были малые семейные или личные «хедж-фонды». Были среди клиентов и профсоюзные или профессиональные пенсионные планы. На своем пике, когда у Anchor Holdings имелось активов предположительно на 12 млн долларов, самый большой индивидуальный счет этого хедж-фонда был меньше 750 тыс. долларов, а самый маленький, пенсионный, – всего 3 224,43 доллара. Эти скромные сбережения Anchor Holdings инвестировал в другой хедж-фонд, который инвестировал все активы в как будто бы диверсифицированный портфель международных хедж-фондов. Портфель этот состоял из фонда Primeo, фонда Santa Clara и еще четырех фондов, каждый из которых инвестировал исключительно в Мэдоффа. В результате мелкие инвесторы, полагавшие, что уж им-то не грозит риск сложить все яйца в одну корзину, на самом деле вручили свои сбережения одному-единственному человеку – Берни Мэдоффу.

Неудивительно, что некоторые конгрессмены требовали, чтобы Комиссия по ценным бумагам и биржам повысила внимание к наступлению индустрии хедж-фондов на средний класс. Наглядным примером того, что хедж-фонды ринулись в розничный сектор, служит деятельность Anchor Holdings. Но, поскольку хедж-фондам не требовалось регистрироваться в Комиссии (скверно подготовленный проект правил регистрации в 2006 году был отклонен решением апелляционного суда, а новой редакции так и не составили), она знать не знала об Anchor Holdings или о подобных ему бесчисленных хедж-фондах.

Некоторые критики регистрации хедж-фондов заметили, что, когда в Европе ввели режим регистрации, эта мера только содействовала тому, что инвесторам со средним доходом хедж-фонды стали казаться надежнее и потому привлекательнее. Некоторые авторитетные ученые по обе стороны Атлантики поспешили выступить в поддержку концепции «хедж-фондов для всех» (разумеется, их голос был не просто услышан, но и максимально усилен). Отчего, спрашивали они, выгоды от инвестирования в хедж-фонды должны быть доступны только богатым и «квалифицированным»?

Дело было не только в социальных барьерах, хотя один иронический наблюдатель и заметил, что, коротая время за приятной беседой в патио, со всех сторон только и слышишь, что взаимные фонды – «это вчерашний день». Низкие процентные ставки, установленные в 2000 году Федеральным резервом для поддержки экономики после краха фондового рынка хайтек-компаний, резко снизили прирост денежных средств, которые поколение стареющих бэби-бумеров могло гарантированно получить на пенсионные сбережения. В то же время растущий пузырь на рынке недвижимости увеличивал стоимость их главного актива – жилья. При низких выплатах по закладным и высоких ценах на жилье велико было искушение взять кредит под залог дома, инвестировать с помощью Мэдоффа и получить гораздо больший доход в счет пенсии, чем можно было бы получить, вложив те же средства в банковский депозит или низкорисковый взаимный фонд.

Поэтому все больше инвесторов вкладывало свои пенсионные сбережения в хедж-фонды – у себя дома и за границей, напрямую и через пенсионные фонды, – и в корзине Мэдоффа денег оказалось более чем достаточно для выхода из кризиса, который в ноябре 2005 года казался ему смертоносным.

Еще одним важным фактором этого удивительного воскрешения Мэдоффа был бум на рынке деривативов, связанных с результативностью хедж-фондов, – одно из проявлений мании деривативов, охватившей Уолл-стрит и другие финансовые центры по всему миру.

В этом месте рассказа о Мэдоффе Гарри Маркополос стал бы рисовать на белой доске кружки и стрелки. Но целесообразнее представлять деривативы как частные договоры между продавцом и покупателем: каждый договор составлен для достижения конкретной цели. Цель этих частных договоров состоит в том, чтобы за некоторое вознаграждение позволить покупателю разделить в будущем прибыли конкретного хедж-фонда, не инвестируя напрямую в сам хедж-фонд.

Кому может такое понадобиться и зачем? Причин несколько. Возможно, заманчивый хедж-фонд не принимает новых инвесторов. А контракт по деривативам позволяет посильно воспользоваться преимуществами, которые закрытый фонд предоставляет своим инвесторам, даже если дверь в этот фонд заперта.

Для случая Мэдоффа куда важнее то, что некоторые из деривативных контрактов давали покупателю возможность инвестировать заемные деньги, а это означало, что инвестор мог заработать вдвое, втрое, а то и вчетверо больше прибыли, произведенной конкретным хедж-фондом, то есть получить такие прибыли от внешнего финансирования, которых не мог себе обеспечить сам хедж-фонд. Со временем деривативные контракты стали давать выход на множество фидер-фондов Мэдоффа, но изначально первичным, «индексным» фондом был гигантский Fairfield Sentry, чьи активы в 2005 году достигали 5 млрд долларов.

В августе 2006 года, когда во всем мире разгоралась жажда ко всяческим экзотическим деривативам, испанская банковская группа Banco Bilbao Vizcaya Argentaria (BBVA) продала на 20 млн долларов этих деривативных контрактов, составленных так, чтобы инвесторы получили в пять раз больше будущих прибылей Fairfield Sentry. Через месяц банк BBVA продал таких бумаг еще на 5 млн долларов. Вдобавок к бизнесу в Испании, BBVA ощутимо присутствовал и в Латинской Америке, и его блестящая репутация выступала гарантом надежности нового, незнакомого финансового инструмента.