Сергей Кремлев - 7 побед Берии. Во славу СССР!

В полном соответствии с требованиями Постановления Совмина СССР силуэты зданий никак не повторяли ни один известный за границей небоскрёб, были оригинальны, но полностью увязаны с исторически сложившейся архитектурой Москвы, архитектурным и композиционным центром которой был, конечно же, Кремль.

Все московские «высотки» были схожи с кремлёвскими башнями, причём не только по силуэту, но и по удивительному сочетанию строгости, величия и лёгкости, устремлённости ввысь.

Высота московских зданий достигала 275 метров, и при низкой облачности они вполне «скребли» небо и облака.

Но это были не «небоскрёбы».

Небоскрёбы Нью-Йорка — как самые первые, так и современные, восхищают прежде всего блеском чисто инженерных решений и технологий, но никак не архитектурой. Получается так потому, что само появление небоскрёбов было вызвано не смелыми архитектурными идеями, а необходимостью максимально использовать каждый квадратный фут дорогой земли в центре крупных городов.

То есть идею небоскрёбов породило не творчество, а торгашество.

Советские же «высотки» — подчёркнутый простор.

Если продолжить эту мысль, то можно вспомнить и перестроенный уже в брежневские времена Калининский проспект — Новый Арбат. Плоские остряки называли его «вставной челюстью Москвы». Что ж, над «высотками» кое-кто тоже немало потешался, да и сейчас потешается или презрительно пожимает плечами.

Но сравним впечатление от гипертрофированно вытянутых в высоту, теснящихся на Манхэттене небоскрёбов, уже не только скребущих небо, но и заслоняющих его от людей вследствие крайней скученности, и впечатление от свободно стоящих, подчёркивающих небо над ними высотных «параллелепипедов» Нового Арбата.

Думаю, различие тут налицо.

Вернёмся, впрочем, в 1947 год.

В СВОЁМ месте я уже сообщал, что 8 февраля 1947 года было принято Постановление Политбюро о новой организации работы СМ СССР, по которому — кроме прочих обязанностей, на заместителя Председателя Совета Министров СССР Л.П. Берию возлагалось наблюдение за вопросами строительства многоэтажных зданий в Москве.

Имелись в виду прежде всего высотные здания, хотя новое массовое многоэтажное крупноблочное строительство с использованием поточных методов и приёмов тоже не ускользнуло от внимания Сталина — он справедливо считал, что послевоенная Москва не должна расползаться, как тесто из квашни, а застраиваться 8-14-этажными домами.

С начала 50-х годов в этом отношении делалось на удивление много, и даже на дальних от центра Москвы улицах начали возникать многоэтажные здания, которые столицу весьма украшали. И совершалось всё это не без участия Берии.

Однако далее я буду говорить лишь о «высотках» — в их истории личность Берии проявилась наиболее ярко.

Задуманные как целостный ансамбль в масштабах огромного города , восемь высотных зданий создали яркий облик послевоенной Москвы. Они стали не только её украшением, но и символом — достаточно вспомнить официальную эмблему Московской олимпиады 1980 года.

Забегая вперёд, замечу, что в 2000-е годы были предприняты попытки стилизовать ряд новых зданий постсоветской Москвы под «сталинско-бериевские» «высотки», однако реализация этих проектов просто лишний раз подчеркнула величие и яркую суть той эпохи на фоне сегодняшней бледной немочи во всех сферах жизни общества.

Закладка высотных зданий в Москве состоялась 7 сентября 1947 года — в дни празднования 800-летия города. На каждой строительной площадке присутствовал кто-то из заместителей Председателя Совета Министров СССР.

Строительство комплекса зданий Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова развернулось в полную силу в конце 1948 года и было закончено к 1 сентября 1953 года, когда новое здание МГУ впервые приняло студентов.

К тому времени Лаврентий Берия был, скорее всего, тайно и бессудно расстрелян.

Как сообщает в своей книге «Записки строителя» генерал-полковник-инженер Комаровский, Управлением строительства МГУ руководили опытнейший строитель-практик Алексей Воронков и талантливый инженер Сергей Балашов, однако участие самого Комаровского в этом проекте было тоже активным — в качестве вновь назначенного руководителя Управления строительства Дворца Советов Комаровскому предписывалось курировать строительство МГУ и высотного административного здания в Зарядье.

Но кому он был этим «обязан»?

Сам Алексей Комаровский (1906–1973) ссылается на разговор в середине 1948 года с Вознесенским, тогдашним председателем Госплана СССР, однако не приходится сомневаться, что инициатива такого назначения принадлежала Берии, знавшему Комаровского прекрасно и с лучшей стороны. С 1944 года генерал-майор Комаровский стал начальником Главпромстроя НКВД — МВД СССР и пребывал в этой должности почти до конца 1951 года, когда был — тоже «с подачи» Берии — назначен начальником Главнефтеспецстроя МВД СССР.

С 1945 года Комаровский параллельно находился в должности одного из заместителей «атомного» Первого ГУ при СМ СССР, много поработал под рукой Берии в Атомном проекте и именно за это в 1949 году получил звание Героя Социалистического Труда.

В своей книге, изданной Воениздатом в 1972 году, Комаровский не поминает Берию, естественно, ни одним словом. Но Берии он был известен, повторяю, прекрасно, и поскольку строительство комплекса зданий МГУ оказалось делом особо сложным и поначалу ладилось не очень, Берия и «подбросил» «протеже» ещё одну «непыльную работёнку».

Впрочем, в одном месте книги Комаровского речь идёт, вне сомнений, именно о Берии:

«Вся дальнейшая работа по проектированию велась управлением проектирования в совершенно исключительных темпах одновременно с разворотом строительства МГУ.

Чертежи во многих случаях прямо на ватмане шли на производство, так как правительство (читай: «Берия». — С.К. ) доверяло нам утверждение всех технических решений и проектов без промежуточных инстанций…»

Здесь вполне угадывается стиль Берии — единственный и неповторимый, а если и повторяемый, то всё равно — подчинёнными и соратниками только Берии.

НО ЕСТЬ один вопрос, ответить на который точно и однозначно сегодня не сможет уже, как я понимаю, никто. И вопрос этот: «Кто же дал единый замысел для всех восьми проектов высотных зданий?»

Кто-либо из ведущих советских архитекторов?

Но они — и те, кто к проектам привлечён не был, и те, кто ими занимался, — были вполне самостоятельно мыслящими людьми и вряд ли согласились бы в разработке такой эпохальной темы руководствоваться чужими идеями, пусть объективно и великолепными.

В статье «Высотные здания», помещённой в 9-м томе БСЭ, подписанном к печати 3 декабря 1951 года, было сказано: