Мария Белкина - Скрещение судеб

Письмо С. Д. Гуревича к Але, вернее отрывки из его писем, а также, случайно оказавшиеся в Алином архиве, ее письма к нему переписала и предоставила для этой книги Ада Александровна Федерольф-Шкодина.

«Командировкой» назывались отделения лагеря.

Допросы.

Аля говорит о статье, по которой осуждена, — 58-я ПШ (подозрение в шпионаже).

В камере.

Запрашивать об осужденном или арестованном могли только ближайшие родственники.

К сожалению, портрет этот не сохранился.

По-видимому, на каком-то плакате изображена женщина, похожая на Алю.

Некоторых, кто был уже совсем неспособен работать, отпускали, но это зависело от статьи, по которой был осужден заключенный.

То есть срок, на который осуждена.

По истечении срока наказания часто бывали случаи, когда без суда и следствия срок повторялся.

В 1966 году Союз писателей сподобился «благоустроить» предполагаемое место захоронения Цветаевой. И Але пришлось потратить много нервов и сил в борьбе с Литфондом. Она хотела чтобы был поставлен крест, взамен старого, обветшавшего и надпись была бы обязательно сохранена та, которую сделала Анастасия Ивановна. Но пока она была в Тарусе, Литфонд согласовал все с Эренбургом, который, не вникнув в чем дело, подписал бумаги о сооружении памятника. И когда Але стало известно какого памятника, она пришла в ужас!.. Дело в том, что после революции так уж повелось, что на кладбищах сшибались памятники с могил старых отцов города и «перелицованные» ставились на могилы новых отцов города. Подобной чести Литфонд удостоил и Марину Ивановну, ей предназначался монумент с могилы купца-мукомола… Любезнейший Арий Давидович Ротницкий, ведавший подобными делами, а в свое время очень помогший Марине Ивановне найти комнату, обижался на Алю и жаловался мне: «Ариадна Сергеевна ничего не понимает, ведь камень-то какой! Купцы с Урала выписывали! Вот умри завтра первый секретарь союза писателей СССР, мы ж такой достать не сможем! А тут елабужский Горисполком поделился». На доске, положенной на кладбище, та надпись, на которой настаивала Аля, высечена не была. У нас неопределенности не любили.

Мне представляется, что настало уже время поставить там на елабужском кладбище крест, заменив казенную плиту, и написать то, что написала когда-то Анастасия Ивановна, то, на чем так настаивала Аля.

Год рождения у Али в документах был перепутан. Она родилась в 1912 г.

В Рязани Аля отказалась от тех показаний, которые давала на Лубянке. Но судьбы решались механически: коль была статья 58 ПШ — стало быть — пожизненная ссылка в Сибирь! Решение было вынесено 18 мая 1949 г.

Д. С. Журавлев.

Так звали домашние И. Д. Гордона.

Озарение ( нем .).

Станок — по-местному поселок.

Во время ареста книги были изъяты.

Одно и то же! ( лат .).

Тетка Али — Анна Яковлевна Эфрон-Трупчинская — жила в Ленинграде.

Н. С. Тихонов — поэт.

Был арестован.

Районное отделение Министерства внутренних дел.

П. Н. Толстой. Аля не знала, что он был расстрелян в 1941 году. От своих показаний он отказался на суде.

Навел Балтер, архитектор, эмигрант, участник войны в Испании. Приехал в Москву, где и был арестован, как и другие «испанцы». Судьба его мне неизвестна.

С документов о реабилитации.

Что Аля рассказывала, Ада, увы, не помнит.

Оксана могла перепутать и «злющего» письма Али могло и не быть.

В предсмертной записке МЦ — 150 р.

Не выдерживает критики ( фр .).

Павлович приехала из Москвы организовывать Союз поэтов.

Собаки, побывавшие в космосе.

И. В. Сталин.

Ружье Тульского оружейного завода.

Аля часто меняла имена, рассказывала с разными подробностями.

Рассказы Али о Сталине записал Дмитрий Тарасенков.

Книга эта позже была передана мной Але и теперь хранится в ЦГАЛИ, где и весь ее архив.

В письме И. Г. Эренбургу 4 октября 1955 года Аля писала: «Я видела Тарасенкова, у него есть проза, которой у меня нет (вообще у меня прозы сохранилось мало), и много книг, которых у меня тоже нет, — он думает, что надо готовить настоящее посмертное издание — и с поэмами, и с письмами, и с прозой, — а мне что-то страшно так размахнуться…»

В январе 1956 года Аля просто была у нас в гостях. Сборник МЦ уже находился в издательстве. 2 декабря 1955 года Аля в письме к Аде в Красноярск сообщает: «Подготовку предполагаемого сборника закончила совсем, рукопись (в 2-х экземплярах) уже в Гослитиздате, первое впечатление приличное, хотя редакторы в отсутствии и речь велась с замами. Через некоторое время видно будет, как обернется дело. Спасибо Казакевичу и Тарасенкову, они пока что хорошо помогают с книгой. Работу мне обещают в Гослите (переводчицей), сейчас делаю какую-то дребедень для Большой Советской Энциклопедии — как ни странно — с русского на французский. Я позабыла язык, но в процессе работы припоминается…»

А 5 декабря 1955 года — Тарасенков в письме к В. Пановой: «Сдали мы ее (Цветаевой. — М.Б.) однотомник в Гослитиздат. Первое впечатление — заинтересованности и благожелательности. Что будет дальше — неизвестно…»

Разговор этот мог происходить только где-то в конце октября — в ноябре 1955 г., а не в январе 1956. 15 октября 1955 года Аля писала Аде: «В мамином сборнике помимо лирики мы решили включить две поэмы: «Царь-Девица», которую я сейчас перепечатываю, «Поэму Конца» и лирическую пьесу в стихах — «Фортуна». (Это явно описка, речь идет о пьесе «Феникс», ибо «Фортуна» была тогда непроходима, — М.Б.). Это вещи очень разного жанра и наиболее «легкие» для чтения. На днях из Коктебеля возвращается Казакевич. Еще он прочтет сборник, и тогда оптом и в розницу начнем действовать».

Б. Л. Сучков — в это время был зам. главного редактора издательства.

Это тонюсенькая тетрадочка, переплетенная в ситец. «Неопубликованные письма М. Цветаевой к Б. Пастернаку. 1925–1926 гг.» И внизу рукой Крученых написано: «Крученых — А. Тарасенкову и больше никому 30.XI.44». Но трудно поверить, чтобы — больше никому …