Энтони Флакко - Никола Тесла. Безумный гений

Тесла был погружен в собственные раздумья, его взгляд ничего не выражал. Вестингауз гадал, взорвется тот и устроит сцену или молча развернется и уйдет, чтобы немедленно направиться на поиски толкового адвоката. Он попытался представить себя на месте Николы, но тут же решил, что на это место лучше вовсе не попадать.

— Теперь вы все знаете, мистер Тесла. Клянусь, я отдал бы все на свете, чтобы этот разговор никогда не состоялся. Я знаю, вы рассчитывали на обещанные деньги… — Вестингауз умолк. Он не знал, что еще сказать.

Фабрикант никак не ожидал, что Никола бросится ему на помощь.

— Мистер Вестингауз, — начал изобретатель с теплой, ободряющей улыбкой. — Ваше великодушие помогло мне воплотить мечту в жизнь. Я думать не смею о том, чтобы требовать большего, тем более если это усложнит ваше положение.

С этими словами Тесла достал из кармана аккуратно сложенный лист бумаги и развернул его. Вестингауз узнал экземпляр их старого договора и похолодел от страха. Никола откуда-то узнал, зачем его позвали, и подготовился к разговору. У фабриканта засосало под ложечкой. Неужели он так ошибся в этом человеке?!

— Вот наш договор, сэр, — объявил Никола.

Вестингауз едва не упал замертво, глядя, как Тесла медленно рвет листок на две половины, потом еще на две. Фабрикант смог только простонать:

— Что вы делаете? Зачем?!

Партнер еще раз порвал листок и бросил клочки на стол.

— Мы, люди будущего, должны стоять друг за друга, — произнес Тесла спокойно. — Поступать бесчестно ниже нашего достоинства. Вы со мной согласны?

Что ж, для Джорджа Вестингауза долг и честь не были пустыми словами, Тесла же и вовсе верил во все, что наговорил. Он произнес свой монолог спокойно, мягко, без излишней аффектации, не оставляя собеседнику ни тени сомнения в своей искренности. Теперь изобретатель смотрел фабриканту прямо в глаза, улыбался и ждал ответа.

Вестингауз медленно поднялся из-за стола. Ноги у него были будто ватные. Не спеша смахнуть набежавшие на глаза слезы, он сжал руку Николы:

— Я никогда этого не забуду.

Никола поднял бокал.

— А я уже забыл.

Усевшись на место, Вестингауз заговорил медленно, взвешивая каждое слово:

— Что ж, в моей компании всегда найдется для вас место. Я стану платить вам двадцать четыре тысячи в год. Столько получают мои управляющие. Вы будете кататься как сыр в масле и заниматься своими исследованиями в свободное от работы время.

Никола покачал головой:

— Я вам очень признателен, но теперь, когда наши общие дела в Филадельфии закончены, мне лучше вернуться в Нью-Йорк. — Он коротко рассмеялся. — Благодаря вам мои изобретения вот-вот станут известны по всей стране, а то и — как знать! — по всему миру, а значит, я смогу открыть новую лабораторию и посвятить себя экспериментам, которые давно задумал. — С губ Теслы вновь сорвался торжествующий смех. Он прикусил губу, тряхнул головой. — Впереди столько работы. — Никола вдруг замолчал и весь сжался, но уже через мгновение вернулся в прежнее безмятежное расположение духа.

Разговор был окончен. Уже на улице Вестингауз вновь протянул Николе руку. Тесла уклонился от рукопожатия, учтиво поклонился, развернулся и побрел по тротуару, ища глазами свободный кэб.

Вестингауз уселся в свой элегантный экипаж и отправился домой, страдая от изжоги и недоумения. Что это было? Он ожидал любого поворота событий, но не такого. Фабрикант недаром так долго держал произошедшее в тайне от бывшего компаньона. Слишком высоки были ставки. И каково?! Мистер Тесла ничуть не удивился, более того, прихватил с собой экземпляр договора.

Казалось бы, Вестингауза уже ничем не удивишь, но нет: Тесла не воспользовался документом, чтобы напомнить компаньону о его обязательствах. Отнюдь! Он порвал договор и бросил клочки на стол. Фабрикант ждал упреков, а получил заверения в дружбе и самые искренние слова благодарности. Никола был признателен Вестингаузу, что тот помог ему заработать, и нисколько не жалел о потерянных деньгах. Будущее изобретателя не страшило: он ни на миг не усомнился в том, что сумеет начать все сначала. Хорошее жалованье и безбедное существование не значили для Теслы ровным счетом ничего.

Вестингауз не знал что и думать. С ним ни разу в жизни не случалось ничего подобного. Как можно оставаться спокойным, когда речь идет о подобных суммах? Уму непостижимо!

Экипаж подпрыгнул на ухабе, и Вестингауз согнулся пополам от боли. Он давно перестал обманывать себя: никакая эта не изжога. Стыд и разочарование — вот что грызло его изнутри.

Фабрикант не хотел злиться на Теслу, но в груди его против воли поднималась ярость. Он с трудом подавлял желание растоптать этого человека, бедного иностранца, моложе его на десять лет, причину и единственного свидетеля своего унижения.

В душе Вестингауза разгоралось пламя. Нет, он вовсе не планировал задушить Теслу или перерезать ему горло, но не стал бы осуждать того, кто решился бы это сделать. Вестингауз знал, что гнев умаляет достоинство и ослабляет дух, но ничего не мог с собой поделать. Только затаиться и все как следует обдумать… Попытаться обдумать… Но для этого требовалось время. Пока фабриканту было слишком стыдно, чтобы сосредоточиться на чем-либо другом.

Никола добрался из Филадельфии в Нью-Йорк на поезде, предаваясь в пути приятным воспоминаниям о дружеском прощании с Вестингаузом. Этот человек сделал для него слишком много: открыл миру его переменный ток, помог сделать первый шаг, дал силы, чтобы побороть проклятие. Ну как тут не быть благодарным?

Теперь Тесла отлично понимал филантропов. Что за удивительная вещь восторг дарения! На радостях Никола решил непременно посвятить себя благородному делу помощи достойным людям. Как подобает признанному изобретателю, ставшему миллионером в тридцать три года.

Никола как никогда страстно жаждал появления Карины. Глядя на мелькавший за окном пейзаж, он чувствовал в душе мучительную пустоту и думал, что ее удалось бы заполнить, если бы Карина была настоящей и могла разделить с ним его радость.

В пути Теслу охватило чарующее ощущение, будто в его жизни вот-вот воцарятся мир и гармония. Об этом свидетельствовало письмо из дома, полученное накануне отъезда из Филадельфии. Каждая строка дышала материнской любовью, но так было и прежде, когда обстоятельства, сложившееся в реальном мире, еще не позволяли ему по-настоящему заботиться о Джуке, скрашивая ее старость. Теперь матери жилось легко и свободно, и она всей душой радовалась за сына.

Теперь ему было бы что ответить на обвинения отца. Николу подхватила высокая волна тепла и радости. Пришлось напрячь мышцы, чтобы не смущать своим видом остальных пассажиров.