Энтони Флакко - Никола Тесла. Безумный гений

Изобретатель охотно выступал с публичными лекциями о вещах, которые мало кто понимал и в которые мало кто мог поверить, а демонстрируя скачок напряжения в электрической сети, не раз доводил публику до панического бегства, когда не подключенная к проводам лампочка сама собой зажигалась в его руке. Добропорядочные и богобоязненные обыватели в ужасе бросались к выходу, но не потому, что были глупы и невежественны, а исключительно из-за того, что ни один человек в те времена не мог представить себе ничего подобного. Изобретение Теслы казалось им дьявольским наваждением, кошмарным недоразумением, которому нет места в нашем мире.

Иногда, провожая взглядом в страхе разбегавшихся зрителей, Никола чувствовал к ним необъяснимую нежность и всей душой жалел, что напугал. В иные дни они напоминали ему крыс, спешащих покинуть обреченный корабль. Но даже в такие минуты он продолжал их любить и желал им спасения, если случится настоящее бедствие.

Когда у Теслы не было времени выступать перед публикой, он отправлял вместо себя автомат, и тот справлялся с ролью докладчика так легко и непринужденно, что каждая лекция изобретателя становилась большим событием. Слава его росла, а с ней росло и состояние.

Начало девяностых годов выдалось таким гладким, что Никола почти не заглядывал в реальный мир, предпочитая, покачиваясь в любимом кресле, размышлять о сходстве энергии солнечного света и электрического генератора. Настоящая работа протекала не в лаборатории, а в комнате с окнами-глазницами, где никто не мог застичь изобретателя врасплох.

Нью-йоркское общество не любило узнавать новости из газет, предпочитая свежие сплетни. Научных журналов, как водится в любую эпоху, почти никто не читал.

Почти никто — за исключением тех, у кого были власть и деньги. Контракт манхэттенской лаборатории Теслы с «Вестингауз электрик» не остался незамеченным. Как и создание системы освещения на переменном токе для «Колумбовой выставки» на Всемирной выставке в Чикаго в 1893 году. То был отличный шанс раз и навсегда прекратить разговоры о чрезмерной опасности нового тока. Впечатляющий успех изобретателя дал новый толчок «войне токов», как журналисты окрестили вражду Теслы и Эдисона.

Томас Эдисон приходил в отчаяние, наблюдая за успехами иностранного выскочки. Не в меру одаренный сын сербского священника не унаследовал отцовского благочестия, но при этом умел не хуже любого попа произносить проникновенные проповеди, попутно облегчая карманы честной публики.

В публичных выступлениях Теслы несомненно заключалось нечто большее, чем в обыкновенных лекциях или представлениях фокусника. То, что он предлагал зрителем, существовало за гранью научной логики и не исчерпывалось набором артистических приемов. Никола творил чудеса. Веселые, восхитительные чудеса. Он осыпал свою публику головокружительным фейерверком, каждой искрой которого можно было осветить целый город.

Устройств для потешных опытов в лаборатории Теслы скопилось едва ли не больше, чем полезных приборов. С их помощью хозяин лаборатории не только потчевал гостей любопытным зрелищем, но и заставлял их заглянуть в будущее.

Нехитрая магия публичных опытов приводила зрителей в экстаз: в зале, где не было ни камина, ни свечей, ни фонарей, вдруг становилось светло как днем. Гости немели от восторга, впервые в жизни увидев разноцветные электрические лампочки причудливой формы. Их свет был столь ярок, что делалось больно глазам, привыкшим смотреть только на солнце.

Никола отлично высыпался за два-три часа и почти не тратил драгоценного времени на ночной отдых. Порой ему удавалось проработать двое суток подряд не смыкая глаз.

Теперь, когда родители покоились в могиле, а у сестер были свои семьи и своя жизнь, Тесле предстояло обрести новую цель. Отныне он видел свое предназначение в том, чтобы воплотить в реальность посланные Кариной видения. Таким должен был стать его вклад в будущее, весомый и зримый, как сама реальность.

Колумбова выставка в Чикаго обернулась триумфом Теслы и Вестингауза. Никола купался в лучах всеобщего обожания, согревавших его усталое тело. Отчаявшись успеть все, что от него требовалось, он высылал навстречу публики автомат, а сам мысленно уединялся в своей лаборатории, старательно воссозданной в воображении.

Работа захватила Теслу с головой. Вокруг шумела и сверкала выставка, а он рассеянно бродил по павильону, в который раз продумывая детали будущего эксперимента. Ученому предстояло со всей возможной достоверностью установить, что порождает гравитацию: масса самой планеты или накопленное вокруг нее магнитное поле вкупе с притяжением противоположных полюсов. Во втором случае можно было считать доказанным существование отдельной силы гравитации.

Если же земное притяжение изначально присуще самой Земле, на него можно влиять при помощи магнитных полей, а то и вовсе отключить.

Превратить гравитацию в левитацию.

Следующим шагом могло бы стать создание двигателя, способного преодолеть притяжение Земли. Тогда можно будет построить аппараты, способные добраться до любой точки на карте или даже отправиться на другую планету.

Поздним вечером накануне последнего ярмарочного дня Никола отправился прогуляться. Сверкающие огнями павильоны не отвлекали его от мысленного поединка с земным притяжением. С ним у Теслы были старые счеты.

Погруженный в размышления, Никола и сам не заметил, как набрел на Томаса Эдисона, окруженного стайкой репортеров. Один из них узнал изобретателя, окликнул и поинтересовался, не затем ли тот придумал свой переменный ток, чтобы низвергнуть великого Эдисона? Приятели наглеца заухмылялись, оценив его смелость.

Никола ничего не слышал и спокойно прошел мимо, не заметив, как побагровела от ярости мировая знаменитость. Изобретателя волновали совсем другие вещи.

В тот вечер в лице Теслы было нечто такое, что ни один из репортеров не решился догнать его или окликнуть еще раз. Ученого оставили в покое.

Глядя Николе в спину, журналисты переминались с ноги на ногу и смущенно покашливали. Когда Тесла скрылся из вида, все как один повернулись к Эдисону посмотреть, как Чародей из Менло-парка переживет неслыханное оскорбление.

Сенсации не случилось. Томас Алва Эдисон умел держаться с достоинством и в унижении. А еще он умел ждать. Когда растешь в семье, где каждому приему пищи предшествует столь долгая молитва, что еда может остыть — еще одно доказательство религиозного рвения, — поневоле научишься терпению.

На подготовку достойного ответа ушел почти год. Когда великий день настал, Эдисон почувствовал себя на десять лет моложе и на двадцать фунтов легче. Воодушевленный и полный решимости, он бросился — или, точнее сказать, быстрым шагом направился — в контору Дж. П. Моргана и швырнул — то есть аккуратно положил — перед ним на стол экземпляр «Уорлд» от 22 июля 1894 года. Затем он форменным образом наорал — то есть обратился на слегка повышенных тонах — на самого Моргана, хлебавшего из миски наваристый суп.