Алан Бринкли - Джон Фицджеральд Кеннеди

Ранним вечером 15 июля Кеннеди выступил перед собравшимися на стадионе «Лос-Анджелес Мемориал Колизей» и миллионами телезрителей, как кандидат в президенты от Демократической партии. Его речь должна была, с одной стороны, залечить раны, нанесенные друг другу в борьбе за выдвижение, с другой стороны, наряду с острой критикой будущего оппонента-республиканца, воодушевлять слушателей смелыми замыслами и щедрыми обещаниями. «После восьми лет беспокойного гипнотического сна нашему народу необходимо, чтобы в Белом доме появилось сильное инициативное демократическое руководство». Настало время для энергичных действий и новых идей.

«Сегодня мы стоим на пороге новых рубежей, рубежей шестидесятых годов двадцатого столетия, рубежей неизведанных возможностей и неведомых опасностей, рубежей несбывшихся надежд и грозных предзнаменований. Программа „Новая свобода“ Вудро Вильсона обещала народу новую политическую и экономическую структуру общества. Программа „Новый курс“ Франклина Рузвельта обещала помощь и защиту нуждающимся. Но программа „Новые рубежи“, о которой говорю я, содержит не обещания. Она ставит перед нами новые задачи. В ней не то, что я намерен предложить народу, а то, о чем я намерен его просить. Я обращаюсь к вашему чувству собственного достоинства, а не к вашим кошелькам. Моя программа не обещает вам благоденствия и безопасность, она требует от вас новых жертв» [140].

После съезда Кеннеди, как и обещал жене, которая ждала второго ребенка, проводил отпуск с семьей в Хаяннис-Порте. В течение нескольких дней они с Джеки плавали на яхте, читали, играли с Кэролайн, племянниками и племянницами, — и все это тщательно снималось на пленку, чтобы позже использовать в избирательной кампании. Но очень скоро отдых закончился, и Кеннеди вместе со своей командой приступил к разработке стратегии предстоящей кампании, нетерпеливо ожидая окончания съезда Республиканской партии, после которого и должно было развернуться настоящее предвыборное сражение.

Во время подготовки к общенациональным выборам руководство кампанией Кеннеди осуществлялось так же строго и четко, как и в период его участия в предварительных выборах. Повседневную работу по-прежнему контролировал Роберт Кеннеди, который следил, чтобы никто не отклонялся от плана и не выбивался из графика. Как и всегда, кампания хорошо финансировалась. Джек проводил много времени, участвуя в обычных предвыборных мероприятиях: выступил с речью перед рабочими автомобильной промышленности на площади Кадиллак-Сквэр в Детройте, ездил в открытых автомобилях по центральным улицам городов, десятками произносил зажигательные речи с импровизированных трибун на встречах (каждое выступление слегка подгонялось под конкретное место или событие, но основная часть повторялась). Он продолжал рассуждать на свою любимую тему о том, что «страна снова придет в движение», но не забывал также ссылаться на наследие «Нового курса», чем завоевал благосклонность тех многочисленных либералов, которые ранее сомневались в его преданности принципам рузвельтовской внутренней политики. В начале осенней кампании кандидат от Республиканской партии вице-президент Ричард Никсон, по данным национальных опросов, опережал Кеннеди на скромные, но значимые, шесть процентов. Такой результат вряд ли мог кого-то удивить, так как Никсон был намного более известной фигурой, чем Кеннеди. Последнему еще предстояло завоевывать голоса не только приверженцев Демократической партии — голоса беспартийных избирателей, либералов в рядах республиканцев и прочих [141].

На Кеннеди работал не только отлично смазанный механизм его кампании, ему помогали также проблемы и ошибки его соперника, а их у Ричарда Никсона было более чем достаточно. Вскоре после выдвижения его кандидатуры в президенты он повредил колено, рана инфицировалась, он две недели пролежал в больнице и до конца кампании чувствовал себя слабым и больным. Никсон пообещал посетить все пятьдесят штатов, но оказалось, что выполнение этого обещания заставляет его терять время на малые штаты, победа в которых ему уже и так обеспечена, вместо того, чтобы летать в «колеблющиеся» штаты, где еще можно было изменить ситуацию в свою пользу. Хорошо отдохнувший Кеннеди почти полностью сосредоточился как раз на важных «колеблющихся» штатах, в то время как Никсон, изможденный и охрипший, носился с одной встречи на другую во всех.

Еще большую проблему Никсону создавали его отношения с президентом Эйзенхауэром, который оставался самым популярным политиком в стране. В целом Никсон хотел обойтись без поддержки президента, считая, что ему необходимо самостоятельно заявить о себе как о лидере. Но мнение президента о вице-президенте оставалось важным моментом кампании. Какое-то время Эйзенхауэру удавалось уклоняться от ответов на многочисленные вопросы прессы о том, что сделал Никсон в роли вице-президента и какие решения он принял. Эйзенхауэр справедливо заметил, что вице-президент не принимает решений, поскольку это прерогатива президента. Но его продолжали одолевать вопросами, и, в конце концов, президент допустил оплошность. В ответ на просьбу корреспондента «привести пример какой-нибудь значительной идеи, [поступившей от Никсона], которую вы потом использовали», раздраженный Эйзенхауэр огрызнулся: «Если вы мне дадите неделю, я, возможно, и вспомню. А так не припоминаю». Позже он извинился за сказанное, но так и не признал участия Никсона в предложении каких-либо решений [142].

Важнейшим событием предвыборной кампании 1960 года были первые президентские дебаты. Как у Кеннеди, так и у Никсона были причины не хотеть в них участвовать хотя бы потому, что практика проведения прямых телевизионных дебатов была беспрецедентной, и никто не знал, чем они могут обернуться для кандидатов.

Кеннеди очень рисковал, поскольку любая допущенная им серьезная ошибка могла свести на нет его шансы на победу. Закаленный в спорах с политическими оппонентами Никсон был уверен в своих силах, не осознавая, что его опытность могла обернуться против него. Советники Никсона настаивали, чтобы он отказался от дебатов, которые, по их утверждению, были выгодны только Кеннеди, но Никсон их не слушал. Позже, в первых из своих многочисленных мемуаров он писал: «Я чувствовал, что мне совершенно необходимо не просто согласиться на публичную дискуссию, а с энтузиазмом приветствовать возникшую возможность. Если бы я отказался, меня можно было бы обвинить в трусости и нежелании защищать репутацию администрации президента и свою собственную» [143].

Опросы общественного мнения перед дебатами показывали, что борьба шла на равных. После четырех раундов ситуация осталась столь же напряженной. Конечно же, первый раунд был определяющим, так как избиратели впервые имели возможность сравнить двух стоящих перед ними кандидатов. Особое значение событию придавал размер телевизионной аудитории, на то время почти невероятный — 70 миллионов зрителей, или практически три четверти взрослого населения Америки [144].