Дмитрий Горчев - Поиск Предназначения (сборник)

Однажды летом все разъехались по домам, а во всём общежитии остались только мы с Нэлкой. Я устроился грузчиком в хлебный магазин, денег пока зарплату не дали, вообще ни одной копейки не было, жрать нечего, булочки только напизженные, зато много. А Нэлка ходила ебаться к какому-то капитану милиции и приносила оттуда сосиски в целлофане из его холодильника, в общем ничего, прожили.

Я был у неё на свадьбе свидетелем со стороны невесты. Приезжал её папа из Караганды. Папу звали Мордко. Она так и была записана в паспорте: Нэлла Мордковна. Папа-Мордко был похож на выкопавшегося из могилы папу рэдрика шухарта: весь парализованный. Он сказал Тост: К-к-к-к-ебени матери!!! И опрокинул в себя водку.

Потом институт кончился. Я женился, уехал работать учителем, Нэлка уехала куда-то в Австралию, тогда это считалось всё равно что умерла.

В общем, всё так как-то, давно это было.

Когда я лет двадцать тому назад работал проводником, в одном рейсе произошла очень неприятная история с проводником из соседнего вагона: на узловой станции Чу к нему набился целый табор цыган. Без билетов, конечно, – цыганам покупать билеты запрещают их обычаи.

При этом ещё до прибытия на станцию Чу по составу было разослано строгое приказание бригадира, чтобы зайцев не брать: какая-то шла проверка, что ли, министерская, и в этот редкий день ревизоры денег не брали и даже водки в штабном вагоне не пили.

А тут цыгане! Сосед их, конечно, пытался не пустить, да какое там – пока он выпихивал ногой с подножки беременную цыганку с восемью детьми, остальные цыганы зашли через другую дверь, расселись на всех полках и уже обобрали половину законных пассажиров. А тут и поезд тронулся – не выбрасывать же этих цыганов на ходу.

Ну и тут же, конечно, пришла ревизия. Я сам тогда в первый раз увидел трезвых ревизоров, да чтобы ещё что-то проверяли. А тут в соседнем вагоне сорок восемь зайцев! Ну, в общем, скандал, протокол, соседу пиздец.

После рейса, значит, разбор у начальника резерва проводников. Мы с напарником тоже туда были приглашены, но по другому поводу: нас тогда немного позже на станции Луговой сняла с поезда милиция, но это другая, впрочем, история.

И вот читает начальник резерва протокол про зайцев и с недоумением спрашивает нашего соседа: «Да ты, парень, охуел, что ли? Сорок восемь зайцев! Я сам проводником двадцать лет ездил, но такое первый раз слышу!» Тот объясняет, что вот, мол, цыгане налезли, а тут ревизоры. «Цыгане? – говорит начальник уже добрее. – Ну, цыгане – это другое дело. А почему в протоколе не записано, что это были цыгане?» Сосед растерялся: «А что – разве в протоколе такое пишут?»

Тут зачем-то и я влез, хотя уж мне-то следовало бы помалкивать: «А что, Акылбек Серикбаевич (или не помню, как там его звали), разве в протоколе нужно обязательно указывать национальность всех зайцев? Мол, обнаружено три безбилетных пассажира – один кореец и два узбека?» «Узбека не надо, – поморщился начальник. – А цыгане надо!»

Ну, в общем, присудили нам всем месяц исправительных работ по благоустройству территории с поражением в зарплате, но это уже не важно.

Но с Акылбеком Серикбаевичем я тогда так и не согласился. Что поделаешь: был я типичным продуктом несостоявшегося коммунизма, взрощеным в атмосфере безбожия, интернационализма и веры в светлое будущее. Что, впрочем, не мешало мне выдавать пассажирам бельё по второму разу, но это к делу не относится.

И только через много-много лет, да что там – только сейчас, я признал наконец правоту старого мудрого начальника резерва: национальность действующих лиц таки имеет значение для протокола! Да в сущности только она одна и имеет значение.

Да, и сформулирую-ка я свою позицию по национальному вопросу, чтобы больше к этому не возвращаться.

Я сам лично родился и вырос в «кузнице интернационализма», то есть в Казахстане, куда ссылали вообще всех. Я оттуда и уехал потому, что это очень хорошее место для ссылки, но никуда не годное место для жизни.

На лестничной нашей площадке слева от нас жили греки, наискосок – казахи, напротив – хохлы. Под нами жили ингуши, под греками – евреи, под казахами – русские, под хохлами – казахи. И так до самого первого этажа. Я до сих пор наизусть помню наш классный журнал: когда учительница математики вела пальцем сверху вниз – кого бы вызвать на казнь, я читал вместе с ней: Абфелько, Базыкин, Бахытжанов, Веллер, Васильев, Гасевская, Гаух, ага! вот – Горчев. Блядь! Все облегчённо вздохнули.

Никогда, ни разу в жизни мне тогда вопрос национальности не доставил ни малейшего неудобства, даже наоборот: известно было, что если зайти с утра в гости к Фариду, то там найдётся рыбный пирог и вчерашний чак-чак, а снимавшая у моей матушки комнату немка Екатерина Яковлевна Штер изготавливала чрезвычайно вкусное блюдо под названием «штрудель».

Казахи были отдельно от всех – это да. Хотя помню, как сразу после обретения Казахстаном независимости забрёл на рынок в поисках самой дешёвой китайской водки и встретил там одноклассника Акылбека Нурмагамбетова – он осуществлял контроль над всем этим рынком. Он, к тому времени уже бывший боксёр с переломанным и так небольшим носом, долго тряс мне руку с восхищением вечного двоечника перед вечным отличником и вручил мне самую лучшую бутылку водки, которая продавалась на всём этом рынке.

Ну и в район частных домов, где компактно проживали чечено-ингуши, заходить не следовало. Ну не следовало, и всё тут. Отпиздят – это ладно. Но они как-то удивительно талантливо умели унизить.

C тех пор прошло много лет, и вдруг оказалось, что всё то, на что я когда-то не обращал внимания, оно имеет огромное значение. А я-то! У меня в любимых женщинах ходили татарки и узбечки. Я как не умел различать людей, так и не умею. То есть различать-то умею, но по другим признакам. При том, что я в отличие от многих патриотов знаю, какая огромная разница существует между туркменами и таджиками.

Да что там, страшно сказать – я очень люблю евреев, если они, конечно, не утверждают, что при советском союзе евреям запрещали играть в шахматы и заниматься физикой (был такой случай, я тогда наговорил очень много всякого антисемитического, но это было уже в Петербурге).

Да, а вывод. Вывод кошмарно банальный: если человек не верит в Господа нашего Иисуса Христа – это ещё не повод бить его в рыло. Если оскорбляет – тогда повод.

Хороший кинофильм доживём до понедельника. Не потому хороший, что счастье это когда тебя понимают, это дохуя умная мысль, а потому что очень правдивый.