Ариела Сеф - Рожденная в гетто

Китьку в комнате оставлять нельзя: по этажу ходили дежурные. Ее брали с собой. Так она ела и жила с папой и братом целыми днями в вагончике. Оформлять ей международную справку можно было только за сутки до отъезда.

Наша бронь в мягком вагоне пропала. Нужно было ее делать заново, неясно на какой день. Так было практически со всеми, кто ехал поездом.

В конце концов нас вызвали. Отец, брат, я, мой друг и Китька пошли к терминалу в Бресте. Контейнеры с мебелью проворно выгружали; таможенники копошились в огромных деревянных ящиках: искали контрабанду. Как только кто-то из них задавал вопрос повышенным тоном, Китька угрожающе рычала. У нас, кроме фотографий отца с выпускниками-офицерами университета усовершенствования военных врачей и его наград, ничего не нашли. Их требовали оставить. Папа сказал, что это его личные награды и никуда он без них не поедет. Ему было явно все равно; он абсолютно этими медалями не дорожил; и даже посмеивался над несколькими бездарными врачами на этих фотографиях, но, видимо, нервы не выдержали. Залаяла Китти. Фотографии он увез. Из всего багажа не пропустили шесть серебряных ложечек. Шесть у нас уже было, а двенадцать нельзя: лишний вес серебра. Таможенники отворачивались, провоцировали людей бросать что-нибудь недозволенное в еще незаколоченные ящики, а потом проверяли снова и находили криминал. Меня мой друг предупредил; я, честно говоря, хотела кинуть туда колечко, которое они не пропустили. Когда ящики стали уже заколачивать, ко мне подошел таможенник и доверительно попросил показать кольцо.

– Девушка, мы тут вам колечко не разрешили увозить. Покажите его нашему начальнику, может, он разрешит.

Я послушно показала кольцо. У них сразу скривились разочарованные лица и, естественно, никто его «не разрешил». Жалко не поймали «контрабандистку».

На следующее утро побежали оформлять Китьку. Женщина в окошке сказала:

– Собаку нельзя.

– Но у нас же все документы. Нам все разрешили.

– Нельзя в мягкий вагон, и вообще в поезд. Нельзя. Оставляйте свою собаку где хотите.

Маму чуть не сразил второй инфаркт. Она носила единственное колечко с бриллиантом и сунула его женщине в окошко. Та как-то помягчела, но окошко захлопнула и велела прийти после перерыва. У мамы уже не было сил. Пошел отец с этим же колечком. Сидела уже другая. Она спокойно выписала без всяких колец документы для Китти, но не в мягкий вагон, а в общий. Так папа с Китти должны были ехать отдельно от нас с уймой женщин и детей; с целым табором бухарских евреев. Через какое-то время его сменил брат. Но на остановке в Польше проводник увидел Китьку и пригласил в наш вагон. Так Китька до самой Вены ехала на мягкой кушетке, а один из наших мужчин – в общем вместе с бухарцами.

Кроме багажной таможни перед самой посадкой в поезд, который стоял несколько минут, надо было пройти досмотр личного багажа. Видя маму с собакой, грузчики сжалились над нами и быстро-быстро потащили на досмотр. Времени было еще очень много, но они зачем-то торопили, приговаривая:

– Вот пойдет табор, тогда будете знать. Не успеете, никуда не уедете.

Таможенники вытряхивали чемоданы и потребовали, чтобы больная мама подошла к ним. Она еле встала. Они начали торопить, и тут наша непробиваемая Китька как бросится на них, как залает! Они сначала рассердились, потом все же улыбнулись. Успокоился и взбешенный отец.

Только мы начали упаковывать разворошенные чемоданы, как появился действительно целый караван людей без единого чемодана – одни узлы. Их была почти сотня; впереди важно шагали мужчины, за ними женщины, все укутанные с ног до головы, и бесконечное количество детей. Они что-то говорили на непонятном языке. Часть их, естественно, на этот поезд не успела. Как же мы были благодарны нашим грузчикам! Один даже сказал:

– Вы же интеллигенты – жалко вас. Что с вас взять?

В Вене мы вышли на перрон, охраняемый автоматчиками, вооруженными на изготовку.

Какие-то бойкие молодые люди стали грузить родителей в автобус, идущий в замок Шенау. Обстановка была почти военная. За несколько дней до этого там произошел взрыв. Мне нужно было ехать дальше в Париж, я их только провожала; но денег было совсем мало на гостиницу, да и хотелось побыть подольше вместе перед их отлетом в Израиль. Неизвестно было, когда опять увидимся. Я тоже погрузилась в автобус и провела со всеми эти два дня. Нам дали большую комнату с душем и туалетом. Первая на кровати расположилась Китти.

Вечером был ужин за общим столом человек на сто. Много бухарских евреев. Они там как-то притихли. На следующее утро всех повели с вещами для перепаковки. С собой можно было взять только по два не слишком больших чемодана; остальное – отправлялось отдельным грузом. Надо отдать должное Сохнуту [17] – сделано это было виртуозно. Всем бухарцам, или кто они там были, выдали аккуратные картонки, быстро отделили нужное от второстепенного – и узлов не стало в помине. К тому времени подъехал полный автобус американских евреев – «спонсоров». Они приехали посмотреть на своих «облагодетельствованных». В основном это были раскрашенные старушки с улыбками, полными вставных зубов цвета белой глянцевой керамической плитки. Были и молодые девушки с веками ярче перьев африканских попугаев, которые приходили в полный восторг от увиденных «спасенных» собратьев. Особенно им были «близки» бухарцы в долгополых юбках и с полным ртом золотых и серебряных зубов.

Были в этом автобусе и вполне культурные люди – физики, врачи, которые тоже хотели «подружиться» с новоприбывшими и поднять их дух. Но в этот день никого, кроме нашей семьи, для них подходящих, по-моему, не было. Во всяком случае, мой отец и брат с ними мило беседовали, что их немного отвлекло от действительности. Китти подавала всем лапку. Ничего такого необычного заморские гости в нас не нашли. Вечером для новоприбывших и американцев был устроен общий ужин, и все «новенькие» хором должны были благодарить американских гостей за помощь и заботу.

– Так поблагодарим же наших братьев из Америки! Ура! – кричал представитель Сохнута, и все дружно как на параде ему вторили. Кто-то выступил с речью и с ответной речью…

На следующий день мои улетели в Израиль, а я отправилась со своими двумя чемоданами в Париж. Я должна была приехать на неделю раньше. Моя подруга Неля, потеряв надежду, не дождалась меня и отправилась отдыхать.

Все были на каникулах. Париж еще не вернулся. Куда идти? Я поехала к другой подруге, ее в городе тоже не было, но в дом меня впустили, и я там всех дождалась.

От родных новостей не было. Чуть позже я узнала, что их поселили где-то под Хайфой во временной квартирке, типа общежития. Полы в Израиле каменные, и Китька после самолета и в новых условиях на каменном полу подхватила воспаление легких. Ветеринары дорогие. Да и она сильно заболела от всех этих переживаний. Отец лечил ее как человека, всеми человеческими лекарствами. Нашлись и добрые соседи из Англии, приводили бесплатного ветеринара. Китька выздоровела, и прожила она дольше моих родителей.