Андрей Кручинин - Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память

Сегодня эти беседы подаются как прокладывание адмиралом пути к военному перевороту и собственной диктатуре. Однако нет указаний, что в разговорах о единоличной власти шла речь о кандидатуре Колчака, а его довольно поверхностное знакомство с Гайдой или Пепеляевым не допускает мысли о «понимании с полуслова», «чтении между строк» и проч., что было бы возможно для безусловно доверяющих друг другу людей. Какие же выводы сделал Александр Васильевич из слов фронтовых начальников о грядущей и необходимой диктатуре?

Намеки на ответ, кажется, дают две телеграммы военного министра, отправленные Верховному Главнокомандующему из Екатеринбурга. «… Необходимо успокоить фронт пресечением раздоров тыла, – требует Колчак 12 ноября, – для чего считаю неотложным отстранение генерала Белова и прекращение интриг генерала Иванова-Ринова». 14 ноября новая телеграмма звучит еще более категорично: «Получив сведения, что генерал Белов пытается противиться отстранению его от должности и готовится [его] отъезд из Омска для продолжения интриг, считаю решительно необходимым и настаиваю в этом случае [на] аресте генерала Белова с препровождением его [в] Екатеринбург, а также [на] отстранении [от] должности генерала Иванова, чтобы разом порвать со всеми интригами, гибельно отражающимися на фронте» [65] В тексте документа исправлены явные ошибки, которые могли возникнуть вследствие его зашифрования и последующей расшифровки. . В обвинениях, будто генерал П.А.Белов (начальник штаба Сибирской армии и временно командующий ею – Иванов-Ринов был в отъезде) задерживает пополнения для войск Гайды, Александр Васильевич, очевидно, идет за беспокойным чешским генералом; возможно, Белов так и не узнал о мнении военного министра, поскольку в рапорте Болдыреву от 13 ноября, настаивая на расследовании своей деятельности, генерал возмущенно требовал «по установлении… неосновательности обвинения» о «привлечении Генерал-Майора Гайда к законной ответственности за клевету», ни словом не упоминая Колчака. Дело, впрочем, совсем не в этом…

Вологодский записал в дневнике, что Гайда «потребовал от Болдырева немедленного удаления со службы ген[ерала] П.П.Белова [66] Так в первоисточнике. В действительности «П.П.» – инициалы Иванова-Ринова. , как заподозренного им в шпионаже». Однако ни подозрения Гайды, ни его неприязнь как будто не распространялись на Иванова-Ринова, и наоборот, настояния Колчака «прекратить интриги» Командующего Сибирскою армией и даже отрешить его от этой должности хорошо согласуются с нашими предположениями об опасениях, которые могли питать в Омске относительно личности и планов Ринова. Если Колчак еще до поездки на фронт разделял это беспокойство, то туманные намеки Гайды на переворот вполне могли возбудить худшие подозрения относительно тыловых деятелей, дестабилизировавших обстановку.

И все-таки – думал ли Колчак тогда о диктатуре? Кажется, думал, но… не о своей. Еще в конце октября генерал Степанов в частной беседе с Болдыревым намекал на возможность всесторонней помощи и поддержки «русского генерала, которому доверяют союзники». «Степанов дал понять, ктó этот генерал, – записывает Болдырев. – Это было первым серьезным искушением». Следующая беседа аналогичного содержания состоялась уже при участии Колчака: он и начальник штаба Верховного, генерал С.Н.Розанов, «долго убеждали Болдырева в необходимости постепенного сокращения состава Директории до одного человека». Но Болдырева, в течение 1918 года ставшего верным союзником левых политических сил, идея единоличной диктатуры отнюдь не прельщала. Встретившись с Верховным Главнокомандующим по дороге с фронта в Омск (генерал ехал в Челябинск «для переговоров с чехами, отношения с которыми, по его словам, были натянутыми»), Колчак услышал от него, «что в Омске атмосфера очень напряженная, очень неспокойно, особенно в казачьих кругах, ожидается выступление, но что он не придает этому особенного значения и думает, что все уладится».

Но если размышления адмирала о перспективах установления диктатуры и представляются далекими от каких-либо конкретных действий, – и в Омске, и на фронте было немало людей, чьи планы на этот счет отличались как раз определенностью и конкретностью. Среди них был и известный нам полковник Д.А.Лебедев.

Как и зачем он попал в Сибирь, до сих пор не совсем ясно. Разделяемая многими, в том числе Деникиным, уверенность, что полковник был командирован туда Алексеевым, основывается на недоразумении – конечный пункт одиссеи Лебедева невольно принимается за изначально заданное место назначения. «После захвата власти большевиками, – пишет дочь Алексеева В.М.Борель в фундаментальном труде о своем отце, – генерала Алексеева очень беспокоила судьба Царской Семьи… Генерал Алексеев в середине января [1918 года] командирует в Москву Генерального штаба полковника Дмитрия Лебедева со специальным заданием добыть в монархических кругах средства для организации спасения Царской Семьи». И хотя цели командировки Лебедева далеко не исчерпывались этим, сама по себе такая цель вполне соответствует его репутации как монархиста, влиятельного в командных кругах Добровольческой Армии.

Оказавшись в красной столице, Дмитрий Антонович при первой же попытке переговоров с представителями держав Антанты «встретил категорическое требование союзников “равного участия Савинкова не только в политической, но и в чисто военной стороне предприятия”» и вынужден был «устраниться от участия в работе», – рассказывает Деникин. Кроме того, группа Лебедева подверглась ударам: ряд ее членов был арестован, хотя фатальным провал и не стал.

К маю двухмесячный срок командировки полковника истек, никаких сведений о нем у командования не было, проблема же налаживания связи с центральными областями России оставалась по-прежнему насущной, и вслед за Лебедевым из Добровольческой Армии в Москву отправился генерал Б.И.Казанович; дальнейшие же задачи Дмитрия Антоновича Алексеев в письме к нему определял так: «Весьма было бы желательно, если бы Вы переехали в Гор[од] Саратов для тесной связи с группами Уральских казаков и чехо-словаков, а главным образом для подготовки движения Армии в направлении на Царицын или к западу от него. Если Вы признаете работу в Саратовском раионе возможной, то прошу Вас взять на себя быть моим представителем этого раиона [67] Так в первоисточнике. , для чего присылаю Вам на это полномочия». Об этом же Алексеев писал 19 июля Атаману Оренбургского казачьего войска генералу А.И.Дутову: «… Я высылаю в Саратов Полковника Генерального Штаба Лебедева, которому и вменяю в обязанность войти с Вами в тесные сношения и разработать вопрос о координации наших действий, если к тому не встретится препятствий принципиального характера».