Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Совершенно с тобою согласен насчёт Абрамова. Последний роман его «Дом» произвёл на меня удручающее впечатление своей бойкостью стиля, то и дело переходящей в скороговорку, самолюбование. Это можаевский стиль - они не зря дружат — оба самовлюблённы, оба деревни не то чтобы не знают а чувствуют её, как люди давно городские не только по кустюму, но и по душе. При том они так себя любят, что другое что-либо любить уже нет сил и возможностей, вся энергия уходит на себя. Но Фёдор хоть начитан, наблюдателен, а вот Можаев просто глуп и от глупости пребывает в постоянном чувстве самоупоения, этакой рязанской эйфории.

Собрался во Псков капитально, но цивилизация встала на нашем творческом пути — в Перми невестка Ольга попала под машину, идя на работу, изломало её всю, едва живая осталась. Лечу туда в конце месяца — надо чем-то помочь.

В Чусовом чё заснимешь — всё нам дорого, присылай. Шлю книгу Васи Юровских, специально выпросил для тебя. В больнице читал по кусочку, будто сахарок сосал. Так ли хорошо! Так ли славно! Так ли поэтично! Напиши-ка ты о нём, если ляжет на душу, что-нибудь трогательное. Живёт он в Шадринске. Мы с Женей Носовым определили его в Союз и зовём «лесной опёнок». Шибко добрый и хороший мужик.

А ещё знаешь ли ты Мишу Голубкова? С углежжения чусовского выполз, из спецпереселенческой сажи и в писателя! Он печатался в «Нашем современнике» несколько раз, издавал книжки в Перми, собирается издать в Москве. Сейчас прислал новую повесть, и мне хотелось бы, чтобы ты его прочёл и шефствовал над ним как земляком. Я уже не в силах справляться со всем этим.

Извини. Кто-то пришёл. Закругляюсь. В мае-июне собираюсь побыть в Сибле, если удастся, дам знать. Но сердце моё солдатское чует — надвигается война и все наши планы, а может, и дети обратятся в прах. Будем молиться Господу — отвести беду, да возьмёт ли? Нагрешили и наследили уж больно... Поклон твоим домашним от моих всех. Кланяюсь. Виктор Петрович

28 апреля 1980 г.

(В.Г.Летову)

Дорогой Вадим!

Я только что из Сибири, смотрел квартиру, отдавал команды по ремонту дома. По мне всё решено, и душой я уже «дома», но последняя препона — Марья Семёновна. Беда! Не хочет она отсюда уезжать. А надо! Я здесь больше не могу не только писать, но и жить. И душевно, и физически тяжело. Вот пишу письмо, а по спине струйки текут. Не от жары, как в Ашхабаде, а от вечной духотищи. Но никто, как Бог...

Спасибо за подарок, очень и очень хороший, хотя и не очень полный томик. Шлю тебе два в ответ, ждём третьего, а то уж тропу на почту истоптали, так я рационализацию внёс — посылать два тома разом. Четвёртый выйдет в 1981-м, наверное. Пока выходит собрание сочинений, настроение такое, как будто надо всё начинать заново и вновь. Видимо, поэтому я здесь не могу начать тяжелейшую свою книгу — роман о войне. Ох и роман! Хватит ли у меня сил и мужества на него? Самому страшно от того, что во мне бродит. А у меня руки дрожат по утрам и ноги немеют — пневмония клятая кислороду ходу не даёт.

Пьеса моя идёт хорошо и уже широко [ драма в двух действиях «Прости меня». — Сост.] . Напечатали её в пятом номере «Нашего современника». А по "Пастушке" Кирилл Молчанов написал оперу, да название в Свердловске снова дали худое — «Верность». Это уж скорее Борису Полевому подходит, або Первенцеву, но не мне.

Нонче нам уж никуда не поехать. Дай бог хоть частично живыми добраться до Красноярска.

С праздником, с весной вас всех! Мир дому вашему! Целую вас всех, Виктор Петрович

Подтверди, пожалуйста, получение книг. Воруют!

Август 1980 г.

Красноярск

(В.Г.Летову)

Дорогой Вадим!

Ну ты по мнительности действительно съехал. Как те в башку-то кучерявую, вшами и песком забитую, такое ещё влазит?! Я уж думаю, это от стихийных бедствий, обрушившихся на Хабаровск. Тут и покрепче башка не выдержит. Эко вас там трясёт и колышет!

Просто живём мы всё ещё суетно, всё ещё устраиваемся, а меня народ одолевает. Однако ж несмотря ни на что, собрал, составил и в срок сдал в издательство книгу «затесей» — 102 штуки, из них половина новых. А это такая работёнка! В деревне строят гараж и дровяник, есть и ещё дела-делишки. М. С. благоустраивает квартиру и меня в ней. Съездили по картошку на машине, а на катере по рукотворной луже-морю на рыбалку, но погоды не было. Кончилось дело собиранием смородины, а жадность же фраера губит. Я побрал в наклонку (в день затмения!), при моём-то пузе, и захворал. И себя и бабу свою шалую наматерил: на хрена нам сдалась эта смородина? Может, ты мне из Хабаровска растолкуешь?

Вот полубольной и книжку заканчивал. Позавчера, в день сдачи книжки, прилетел Женя Капустин (он делает подарочное оформление «Царь-рыбы» и хотел взглянуть на «фактуру»). Ну напились мы, песни орали до трёх утра под баян, весь наш академический городок потрясли до основания. А вчера я весь день лежал и думал о проблемах соцреализма. Сёдни в деревню, пока собираются, так я и пишу тебе.

Мне надо быть 1 сентября в Москве, на международной книжной ярмарке, заключать договоры с издателями, а потом во главе с Залыгиным целой; бандой поедем в Петрозаводск потрясать местную интеллигенцию выступлениями и пьянкой.

Вадим! М. С. ни в какой отвар не верит. Её нонче женьшень оживил, она в него уверовала и более никому, особенно мне, не верит. Ты уж, батюшко, ежели сможешь, уважь бабу — пришли зелья. Здоровьишко её при её прыти нуждается в подкормке.

Твой Виктор Петрович. М. С. кланяется

Сентябрь 1980 г.

Красноярск

(В.Я.Курбатову)

Дорогой Валентин!

Посылаю тебе «Посох памяти», а не «Зрячий посох». Рукопись «Зрячего посоха» лежит на столе, я продолжаю над ней работу, но не без ее влияния получился такой «Посох»! Я планировал включить в книгу и «Зрячий» — воспоминание — повесть об А. Н. Макарове, однако работу затянул, и объём её увеличился так сильно, что и без неё получилась книга по плановому объёму, да и печатать её пока никто не собирался. Тем временем текст, писался, верстался, перевёрстывался и где-то, на каком-то промежуточном этапе мой ли пьяненький редактор или тугодумая какая-то, хоть и трезвая начальница, посчитала, видать, моё название шибко мудрёным и подправила.. Когда началась редактура, уже было заказано оформление и выправить что- либо было невозможно. Итак, одним литкурьёзом на свете стало больше — в предисловии-вступлении говорится о «Зрячем посохе», а на обложке «Посох памяти». Всё же я весьма и весьма рад, что книжка эта вышла. Важно, что многое мы с М. С. собрали в кучу, пусть не всё лежит на тех «полках», где надобно, книжка нуждается в пересоставлении, исключениях и добавлениях, однако дальше всё будет делать легче. Ведь мы даже «Чусовской рабочий» потревожили, запрашивая материалы и даты, но из-за спешки в последний момент некоторые даты так и не установили.