Дмитрий Лоза - Танкисты Великой Отечественной (сборник)

А тогда, в той хате на берегу Кшны, комбат разложил карту на столе и попросил хозяина показать, где есть брод через реку. Крестьянин указал два брода, но оба находились километрах в десяти от села.

Не успели с майором обсудить ситуацию, как прискакал офицер связи полка лейтенант Николай Волков, передал мне устный приказ майора Либмана: через два часа прибыть батареей на КП полка. Комбат пехотинцев заволновался, было очень небезопасно оставаться без самоходок, когда в батальоне осталось всего-то шестьдесят два человека и ни одного орудия и даже миномета, а приказ его комдива требовал еще и форсировать водную преграду, захватить плацдарм и удерживать его до подхода главных сил дивизии. Майор оказался в тяжелейшем положении! Как же ему, с кучкой людей, захватить и удержать рубеж?! Но сделать ни он, ни я ничего не могли. Мы подумали, что, наверное, где-то прорвались немцы и над тылами и компунктом полка нависла смертельная угроза.

Для острастки немцам и поднятия настроения майора дали по фашистам на другом берегу по три выстрела из каждой самоходки и, произведя этот прощальный салют батальону, распрощались с майором. Я дал команду на вытягивание колонны.

Впереди моей самоходки ехал на коне лейтенант Волков, показывая дорогу. Я сидел на застопоренной крышке люка водителя и думал: как все-таки должность меняет человека! Вот Коля Волков. Командуя самоходкой, вечно ходил в замызганном комбинезоне, часто небритый, словом, имел далеко не бравый вид. Если просто сказать, Волков был трусом. У нас, танкистов и самоходчиков, таких были единицы. Волков ведь так исхитрился устроить, что ни в одном бою не участвовал: то у него двигатель заглох, то коробка передач вышла из строя. И вот, видно, сам напросился офицером связи к командиру полка. То был весь грязный, на кочегара похож, а тут, смотри, явился франтом — в наглаженном обмундировании, новой фуражке, обтянутый новенькой портупеей, с отличной офицерской планшеткой! И на лошади сидит заправским кавалеристом — героем на коне выступает! Прямо-таки лейб-гвардеец! И вся эта метаморфоза произошла за каких-то два дня!

— Товарищ лейтенант, Волков-то — настоящий щеголь! — будто подслушав мои мысли, сказал по переговорному устройству Быков, сидевший на башне.

Конь Волкова шел рысью, то и дело скрываясь из вида. Как быстро забыл новоявленный штабной, что самоходка — это не «виллис» комполка. Якову Петровичу приходилось вести машину на второй и даже третьей передаче, чтобы не отстать, оставаться хотя бы на пределе видимости.

Около полуночи мы были уже в районе расположения полка. Командный пункт и штаб разместились в большом панском поместье, утопавшем в огромном фруктовом саду. Старинное палаццо, увитое декоративными и виноградными лианами, казалось угрюмым и нежилым, окна, закрытые изнутри светомаскировкой, отражали холодный свет луны, что придавало зданию еще более мрачный вид. По всему периметру усадьбу ограждала высокая кирпичная стена на манер крепостной — с деревянным надстроем; в стене двое ворот: парадные и служебные.

Мы въехали во двор. Первое, что меня поразило: ничто не свидетельствовало о какой-то чрезвычайной ситуации. Но самоходки мы все-таки поставили в боевой порядок и сразу же занялись дозаправкой боеприпасами и горюче-смазочными материалами. Обслуживая технику, мы слышали, как часовые у ворот вполголоса спрашивали пароль и давали отзыв. Неподалеку от нас стояли штабные машины, и, отдельно от всех, рядом с командирским танком возвышалась огромная «татра», оборудованная под передвижной компункт командира полка. И над всем этим парком наших и трофейных машин в ярком свете луны буйствовал сад, в темноте угадывались тяжелые гирлянды вишен, светились крупными плодами яблони, груши. И я вдруг подумал: а может, Либман просто испугался, он был трусливый, ночевать на господском дворе? Немцы могут нагрянуть, захватить, разгромят его штаб — они ведь рядом. И ради этого мы вернулись, оставили беззащитной пехоту?!.

Попросив разрешения, я вошел в командирский салон и опять поразился его великолепной благоустроенности! Посередине стоял длинный стол, над ним висела электрическая лампочка с питанием от аккумулятора. По бортам машины стояли две кровати, стулья и шкаф. Но меня охватило не чувство радости, а, пожалуй, негодования от этого очень уж кричащего, в сравнении с бытом на передовой, комфорта. Комполка Либман сидел за маленьким столиком, вкушая с большим аппетитом, перед ним стояла недопитая бутылка. В противоположном углу у радиостанции работала с надетыми наушниками телефонистка Валя Удодова. Я начал докладывать об успешном выполнении боевой задачи:

— Поступив в распоряжение командира дивизии полковника Каладзе, батарея… — хотел доложить о ходе боя на шоссе, о приказе комдива наградить два экипажа.

Либман перебил, махнув рукой:

— Потом доложишь. Через час выступишь батареей со взводом полковых автоматчиков и стрелковым батальоном в качестве передового отряда. К завтрашнему утру надо захватить населенный пункт Выгляндувка, предместье города Седльце. Свободен, иди.

Даже не стал слушать! Что мне оставалось?!

— Есть! — отчеканил. — На рассвете овладеть Выгляндувкой! — повернулся кругом и вышел, нарочито сильно стукнув дверью, только тем и выразив свой протест против такого бездушного отношения! Не поинтересовался комполка ни тем, все ли живы в батарее, ни есть ли раненые, ни самочувствием людей — когда спали, накормлены ли? По существу, выгнал меня, отдал приказ — и с глаз долой. И времени дал на все про все, для всех дел, один час. А что ему?! Сидит себе ужинает, на столе бутылка, под боком любовница — нужно ли ему чего?

Взять хотя бы тех же походно-полевых жен. ППЖ на фронте было сплошное. И начиналось это с должности ротного командира. Во взводах-то этого не было, а в роте уже могут быть санинструктор, связистка. Казалось бы, я очень уважаю Рокоссовского как самого талантливого полководца, и, оказывается, у него тоже была ППЖ. И так у всех — у Жукова, у Конева, у Еременко. Я был знаком с сыном Еременко Евгением, он у нас преподавал в академии, так он рассказывал, что жена Еременко, мачеха Жени, даже в квартиру его не пускала.

Лев Абрамович Либман был невысокого роста, бестолковый, некрасивый, но бабами занимался успешно. Вызовет — и все! Попробуй не подчинись! Жена Либмана каким-то образом узнала, что он с Валей живет, и на фронт приезжала: явилась, скандал учинила, в общем, дала разгон, — мне об этом Григоров, старший врач полка, в письме рассказал. Либман после этого вроде остепенился. Валя ведь не единственная у него была, многих он через свой компункт пропускал.