Виктор Захарченко - Из истории Кубанского казачьего хора: материалы и очерки

Было бы любопытно исследовать в истории XV‑XVI вв. факты прямого взаимодействия рыцарского института, переживающего свой закат в Западной Европе, с нарождающимися «орденами» казачества в южных областях России и Украины. Культура общего христианского вероисповедания позволяет нам говорить об идеологической преемственности этих двух явлений. Везде, где в истории появлялись люди чести — будь то английский джентльмен, немецкий дворянин, запорожский казак или русский офицер, идея рыцарства возрождалась к жизни. Это возрождение всегда составляло одну из поэтических страниц в летописи любого народа.

Идеологических параллелей между рыцарством и запорожским казачеством можно провести достаточно много. Очень важно, что сами запорожцы считали себя «степными лыцарями», призванными к особому служению. По меткому выражению И. Д. Попки, «живой изгородью» издревле селились казаки на окраинах великой и малой России, с тем чтобы оборонять православие от притязаний иноверцев. Как и их старшие братья на Западе, они давали обет безбрачия, предпочитая плотскому браку брак духовный с «невестой Христовой» — церковью.

Характерно свидетельство историка А. Скальковского о том, что когда в Покровской церкви Запорожской Сечи читалось Евангелие, то все войско вынимало сабли до половины в знак готовности защищать церковь и словом, и делом, то есть оружием. Казака не нужно было, подобно новобранцам в других странах, «заманивать» на войну различными выгодами, достаточно было сказать: «Хто хоче за християнску виру бути посаженим на кил, хто хоче бути четвертованим або колесованим, хто готов перетерпити всяки муки за Св. Хрест, хто не боиться смерти, нехай пристае до нас» [91] Фелицын Е. Д. М атериалы для истории Кубанского казачьего войска. Екатеринодар: Типография Кубанского областного правления, 1897. С. 48. — и от охотников не было отбоя.

История сохранила нам свидетельства о крестовых походах французских и немецких рыцарей, но много ли мы знаем о тех малочисленных, а потому в высшей степени мужественных вылазках запорожцев в стан врага, когда их легкие челны наводили ужас в Синопе и Трапезунде? Сохранившееся до наших дней выражение «Я есть казак именитый» указывает нам еще на одну параллель с рыцарством, в котором, по обычаю, воины получали особые имена в соответствии с их героическими поступками. Подобная же древнейшая форма награды существовала и у запорожцев. За ум казака одаривали прозвищем «Головатый», отвага отмечалась именем «Волкорез», а важные качества воина — разведчика оценивались, к примеру, таким прозвищем, как «Легкоступ».

Отправляя сечевиков на новые места жительства, Екатерина II так определяла основное назначение их службы: «Войску Черноморскому предлежит бдение и стража пограничная от набегов народов закубанских». Тогда же князем Потемкиным через Суворова была передана черноморцам печать коша Войска верных казаков с изображением воина, держащего в одной руке мушкет, в другой — знамя с крестом.

Природное добродушие малоросса — и тут проявляется существенное отличие казачества от средневекового рыцарства, свидетельствующее о его большем совершенстве, — всегда подспудно тянуло кубанского казака к мирной, домовитой жизни, и только сознание великого долга защитника не позволяло ему расставаться с оружием. Под скрип переселенческих телег, запряженных неторопливыми, под стать их хозяевам, волами, звучала над степью песня — потаенная мечта о мире:

О том, что, переселяясь на Кубань, сами черноморцы не преследовали военных целей, говорит тот факт, что, размещаясь на приграничных землях, в самом опасном месте — от Екатеринодара до Усть — Лабы — они построили только три куреня: Пашковский, Васюринский и Корсунский, остальные тридцать с лишним — в глубине обживаемых земель, оставив тем самым границу не вполне укрепленной, зато и не такой угрожающей, чтобы возбудить у горцев опасение в нападении.

Первые годы казакам удавалось жить в мире с горцами: они даже брали себе в жены статных черкешенок. Но сложившийся издревле способ ведения хозяйства у черкесов, в укладе которого важное место занимали «малые войны» с целью обогащения отбитым у неприятеля скотом и прочим скарбом, не мог гарантировать долговременного мира между соседями. Поначалу казаки больше оборонялись от горцев, ибо предписывалось влиять на них: «Не столько страхом оружия, сколько ласкою и мягкостью обращения». Но в 1797 г. 300 казаков Кубанского полка, выведенные из терпения безнаказанностью горцев, произвели набег на Кубань для возмещения убытков и захватили около 5000 баранов. Об этом было доложено императору Павлу, который приказал произвести строгое расследование, баранов возвратить, а по линии объявить, что если еще будет подобное, то виновники будут выданы горцам. Но растущую лавину военных стычек уже нельзя было остановить…

В условиях полувоенного существования на Кавказе служба казака становится для него в полном смысле образом жизни. «Вечно верхом, вечно готовы драться, в вечной предосторожности», — писал о кубанцах А. С. Пушкин. Срок службы казакам сначала вообще не был определен, увольнение ему могла дать только собственная смерть. B распоряжении военной коллегии от 1808 г. общий срок выслуги для казаков уже определялся: на полевой службе 25 лет и на внутренней — 5; всего 30 лет. В «Правилах для куренных управлений», обнародованных в 1828 г., предусматривались следующие наряды внутренней службы: 1) при войсковой канцелярии, 2) при войсковых почтах почтари и летучие, 3) в надзирателях при лазаретах, 4) при войсковых магазинах, 5) в розыскной команде, 6) при куренных валах и карауле на воротах, 7) на пристанях, 8) на соляных озерах.

Достойно удивления, что в этом казенном документе нашлось место и задушевному слову. Вот, например, строки, обращенные к командному составу: «Судя по — человечеству, не должно сверх меры угнетать никого из подчиненных, которых одна истина и начальнические ласки могут заставлять быть усердными и послушными к своим обязанностям». Или: «Имея всем таковым список, при наряде соблюдать действительную очередь так, чтобы один перед другим не отягчался и не имел бы причины затруднять начальство жалобами, не приносящими никакой пользы, кроме хлопот и взыскания с виновных» [92] Фелицын Е. Д. М атериалы для историй Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1897. С. 48. .

Ответственность казака перед миром наступала очень рано. С 7 лет, то есть с того времени, когда церковь признавала необходимым исповедоваться каждому христианину, он уже был совершеннолетним — оценивал свои поступки и нес исправление.