Анатолий Кони - Собрание сочинений в 8 томах. Том 2. Воспоминания о деле Веры Засулич

Других, кроме означенных трех, выстрелов никто не слыхал, и положительных в этом отношении указаний дознанием и следствием, несмотря на спрос многих лиц, не собрано.

Все три пули, вынутые из каски, руки Рафаиловой и черепа Сидорацкого, оказались схожими между собою и с десятью зарядами, взятыми из кармана пальто убитого. Те три пули, по удостоверению экспертов, выпущены из револьвера, взятого около покойного Сидорацкого.

Врач, производивший вскрытие, признал по несомненным признакам, что Сидорацкий умер от выстрела, произведенного в правый висок, а направление пули снизу вверх и показание свидетелей Владимирова и Петрова устраняют всякое сомнение в отношении того, что Сидорацкий самоубийца.

Все заряды, выданные 20 нижним чинам жандармского дивизиона, были возвращены ими полностью по прибытии в казармы.

Справка

К дознанию по настоящему делу было привлечено несколько лиц, преимущественно из учащейся молодежи, но все они за недостатком улик освобождены от всякой ответственности, за исключением сына купца Иннокентия Пьянкова, который ввиду прежней его крайне вредной антиправительственной деятельности был выслан административным порядком в Архангельскую губернию.

Затем, 5 апреля, толпа молодежи, преимущественно студентов и студенток, в числе около 300 человек, собравшись во Владимирскую церковь, отслужила панихиду по самоубийце Сидорацком. Во время богослужения порядок не был нарушен, но по окончании службы молодежь, выйдя из церкви на паперть, сплотилась в массу, причем студент ветеринарного отделения Медико-хирургической академии Николай Лопатин произнес речь возмутительного содержания. Смысл речи заключался в том, что молодежь, собравшаяся отдать последний долг Сидорацкому, убитому жандармами, считает своим долгом высказать благодарность суду, оправдавшему Засулич, которую правительство хотело преследовать судебным порядком, но само же получило отличную пощечину, что все сочувствующие безвинной смерти Сидорацкого должны всегда быть готовые бить полицию и жандармов.

После этих преступных слов присутствовавшие пропели «Вечная память» и с криками: «Да здравствует суд присяжных!» — толпою отправились вдоль Литейного проспекта до здания окружного суда, где разошлись в разные стороны.

Кроме Лопатина, одним из деятельных организаторов демонстрации у Владимирской церкви, как видно из агентурных сведений, был дворянин Сергей Голоушев, только что освобожденный от суда по общему делу о пропаганде. Ввиду крайней политической неблагонадежности Лопатина и Голоушева и прежних сведений о постоянном участии их в революционных происках, они были высланы административным порядком в Архангельскую губернию под надзор полиции.

Мнение прокурора

Из всего вышеизложенного прокурор выводит заключение, что 31 марта 1878 г. на углу Фурштадтской и Воскресенского проспекта произведены были дворянином Сидорацким, находившимся в толпе, два выстрела из револьвера, направленные один в жандарма Микулина, а другой в то же лицо или в кого-нибудь из полицейских, стоявших около кареты Веры Засулич. Деяние это подлежало бы преследованию в общем уголовном порядке, если бы Сидорацкий в то же время не лишил себя жизни, почему на точном основании закона возбужденное по этому делу следствие подлежит прекращению в установленном порядке.

Обращаясь за сим к рассмотрению произведенного по тому же делу дознания, нельзя не признать, что, несмотря на все принятые меры, не только не подтверждается предположение о том, что выстрелы были произведены сообща с Сидорацким и другими лицами, но, напротив того, доказано несомненными данными, что Сидорацкий стрелял один, по собственному и, вероятно, внезапному побуждению, что выстрелов всего было три и что все они последовали из одного и того же револьвера, принадлежащего покойному Сидорацкому. Посему и признано было справедливым немедленно освободить из-под стражи и от привлечения к дознанию купеческого сына Иннокентия Пьянкова, арестование которого было только плодом ошибки, которую легко объяснить обстановкою, при которой происходило все дело. Свидетель Беликов, задержавший Пьянкова, выяснил, что заподозрил Пьянкова в стрелянии только потому, что последний после одновременных двух выстрелов бросился бежать. Но впоследствии выяснилось, что выстрелы вызвали бегство всей толпы, спуганной подобною неожиданностью. Показание это, сопоставленное с непреложными данными экспертиз врачей и оружейников, не дают никакого права не только обвинять, но даже заподозривать Пьянкова в соучастии в преступлении, совершенном Сидорацким.

Что касается характера всего происшествия 31 марта, то нет также никаких данных утверждать, чтобы овации, сделанные Засулич, носили на себе признаки какого-либо государственного преступления. Нельзя не принять при этом во внимание той обстановки на суде, которая дана была делу о покушении на жизнь генерал-адъютанта Трепова, и того мотива, которым руководствовалась Засулич во время совершения преступления. Сочувствие к Засулич, выраженное молодежью, в числе которой находилось много свидетелей происшествия в доме предварительного заключения 13 июля 1877 г., объясняется совершенно естественно и по характеру своему ничем не отличается от встречи, сделанной присяжному поверенному Александрову, защитнику подсудимой. Кроме того, логическая последовательность фактов не дает права предполагать в происшествии 31 марта какого-либо политического характера, так как процесс Засулич был веден общим порядком судопроизводства, как простое убийство, и, следовательно, не существовало даже мотива для собравшейся толпы совершать по этому поводу демонстрацию политического характера. Наглядным подтверждением только что сказанного может послужить поведение избранной публики (допущенной по билетам) в зале заседания: она не только рукоплескала приговору присяжных, но даже два раза встречала тем же речь защитника. Не признавая никакого политического характера в беспорядках, произведенных в зале суда, нельзя отнестись иначе и к уличному беспорядку, произведенному молодежью, не попавшею в заседание. Разница между тем и другим беспорядками заключается только в том, что один был произведен в зале суда, во время самого хода процесса и был прерван распоряжением председателя, а другой — на улице и прекращен вмешательством полиции. Что касается выстрелов, то достаточно выяснено по делу, что они являются в беспорядке 31 марта эпизодом случайным, проявлением воли одного лица, которое, по всем вероятиям, действовало даже не вполне нормально, и, следовательно, вся эта часть происшествия не может быть отнесена на счет всей толпы молодежи, не позволявшей себе, по удостоверению чинов полиции, никаких поступков, которые нарушали бы благочиние, уважение к властям и порядок. Если бы не последовало выстрелов, то несомненно, что толпа разошлась бы так же спокойно, как разошлась из церкви Владимирской Божией матери, где молодежь 5 апреля служила панихиду по Григории Сидорацком. Фактическим подтверждением высказанному положению служит то, что полковник Дворжицкий один руководил процессиею со Шпалерной до Фурштадтской улицы, что 20 жандармов при офицере отправлялись в стороне от толпы в казармы и что только после произведенных выстрелов потребованы были конные жандармы, содействие которых оказалось излишним, так как толпа разошлась сама.