Федор Раззаков - Красавцы советского кино

Стоит отметить, что в оба фильма Янковский попал случайно. Начнем с первого. Сценаристом «Полетов…» был Виктор Мережко, который главную роль писал под своего приятеля Никиту Михалкова. Что было не случайно: во-первых, именно Михалков был инициатором написания сценария этого фильма. Это он год назад, когда они с Мережко работали над сценарием «Одинокий охотник», попросил его написать еще сценарий и для режиссера Романа Балаяна. Мережко сначала отказывался (сценарий для Киева, да еще для армянина?), но после того, как Михалков познакомил его с Балаяном, согласился.

Когда сценарий был готов и Мережко заикнулся, что главная роль писалась конкретно под Михалкова, Балаян внезапно заартачился: «Нэт, нэт, здэс нужен другой актер». И назвал фамилию Олега Янковского, которого он только что видел в телефильме Татьяны Лиозновой «Мы, нижеподписавшиеся…». Мережко вынужден был согласиться с режиссером, поскольку очень хотел увидеть свой сценарий экранизированным. Поэтому он запрятал далеко свою гордость и позвонил Янковскому.

Однако тот внезапно наотрез отказался сниматься. Так и сказал: «Армянин на студии Довженко — это слишком!» Но Мережко уговорил его хотя бы прочитать сценарий. Именно последний и решил исход дела. Янковский проглотил его одним махом, когда снимался в Таллине в «Собаке Баскервилей» (играл роль убийцы — Джека Стэплтона). А когда возвращался поездом в Москву, спросил у Михалкова, ехавшего в этом же поезде: «На Киевской киностудии есть режиссер Балаян, ты знаешь его?» И Михалков, на свою беду, ответил: «Если б я у кого-то и снимался, то только у Балаяна». Чем и решил колебания Янковского.

Вернувшись из Таллина, Михалков устроил на «Мосфильме» предварительный показ своего фильма «Родня» для избранных. Причем в зал, рассчитанный на сто человек, он пригласил в три раза больше. В итоге люди чуть ли не на головах друг у друга сидели. Мережко там тоже был и держал последнее свободное место для Янковского. А тот, едва войдя в зал, возьми да и крикни: «Виктор, ты гений! У Балаяна я готов сниматься хоть задаром!» Мережко был в ужасе, поскольку Михалкову он ничего про вариант с Янковским еще не говорил. Но тут произошло неожиданное: Михалков, сидевший впереди Мережко, повернулся к нему и сказал: «Вить, не суетись, я уже все знаю».

Как ни болезненно воспринял Михалков всю эту историю, однако он нашел в себе силы не только простить «интриганов», но даже согласился сыграть в «Полетах…» эпизодическую роль — кинорежиссера. Во многом потому, что все эти люди были либо из одной зодиакальной команды, либо просто хорошо гармонировали друг с другом по тем же знакам.

Что касается «Ностальгии», то там ситуация выглядела следующим образом. Главная роль в фильме предназначалась для любимого актера Тарковского Анатолия Солоницына, но тот в июне 1982 года внезапно скончался (у него был рак). Режиссер встал перед выбором, кого пригласить вместо него, и в конце концов остановился на Янковском, хотя поступить иначе у него имелись причины. Почему?

Дело в том, что к тому времени у Тарковского отношения с Олегом испортились. Еще в 1977 году Тарковский собирался ставить в театре «Гамлета», и Янковский предложил это сделать в Ленкоме. Естественно, с прицелом на то, что главная роль достанется ему. Начался подготовительный период, все шло нормально, и вдруг Тарковский заявил, что Гамлета должен играть Солоницын, а Янковский — Лаэрта. В актере взыграло самолюбие, и он вообще отказался работать с Тарковским. Но и последнего понять тоже было можно. Делал он это не из большой любви к Солоницыну (ее между ними как раз и не было), а в силу служебной необходимости. Скрупулезный характер Солоницына во многом способствовал успеху большинства фильмов Тарковского, начиная от «Андрея Рублева» (1966) и заканчивая «Сталкером» (1980). Но Янковскому эти расклады были, что называется, до лампочки. Короче, он обиделся и в течение нескольких лет с Тарковским не общался. Пока тот внезапно сам ему не позвонил и не предложил сняться в «Ностальгии». Янковский решил не помнить зла — как-никак зодиакальные «родственники». Так он попал на главную роль в «Ностальгию». На Каннском кинофестивале в 1983 году фильм был отмечен призом.

О. Янковский вспоминает: «После этого у нас с Тарковским было много планов. Он хотел «Гамлета» в кино со мной сделать. Прибежал однажды на озвучание возбужденный: «Олег, давай учи «Гамлета» на английском — есть деньги». — «С ума сошел, как можно Гамлета на английском выучить?» В «Ностальгии» я свою роль играл на итальянском, но Гамлета… Он сказал: «Нет, выучи только один монолог «Быть или не быть?». Как он хотел снимать, я могу сейчас только догадываться…

Я должен был играть у него и в «Жертвоприношении». Но он уже был невозвращенец, и меня не пустили сниматься. Когда обращались в Госкино через официальные инстанции, отвечали: Янковский занят, он не может…»

Действительно, как власти могли позволить, чтобы народный артист РСФСР Олег Янковский (это звание он получил в 1984 году) снимался в главной роли в фильме невозвращенца Тарковского?

Стоит отметить, что это звание актер получил, будучи беспартийным. Его в течение многих лет активно агитировали вступить в ряды КПСС, но он каждый раз находил повод, чтобы дипломатично отказаться. А ведь на сцене Ленкома в спектакле «Синие кони на красной траве» он играл самого вождя мирового пролетариата — Ленина! Правда, без всякого грима и в современном костюме, что было весьма необычно.

В 1986 году Янковский наконец сыграл долгожданную роль — принца датского Гамлета в постановке Глеба Панфилова. Однако критика в пух и прах разнесла «Гамлета», фактически не оставив на нем живого места. Особенно досталось Янковскому, участие которого критика оценила как работу… статиста. После этих «похвал» актер даже собирался… наложить на себя руки (по его же словам) — так муторно было тогда у него на душе. К счастью, трагедии не произошло.

Осенью 1987 года судьба свела Янковского с недавним 1-м секретарем МГК КПСС и членом Политбюро ЦК КПСС Борисом Ельциным. Причем произошло это на театральной сцене. Вот как сам актер вспоминал об этом:

«В спектакле «Диктатура совести» по пьесе Михаила Шатрова я играл Постороннего человека, который как бы наблюдает за происходящим на сцене и включает зал в обсуждение злободневных тем. Перед началом спектакля мне всегда сообщали, кто из высоких гостей пожаловал к нам на этот раз, я соответственно готовился и затем уже напрямую обращался с вопросами именно к этим людям… И вот однажды на спектакль пришел Ельцин. Я узнал об этом за пять минут до выхода на сцену. Бориса Николаевича всего несколько дней назад сняли с должности первого секретаря горкома, общаться с опальным Ельциным не рекомендовалось, но я подошел… Это была бомба! В зале в тот вечер еще находились Юз Алешковский, Валерия Новодворская, публика стала требовать, чтобы Борис Николаевич поднялся на сцену. По сути, начался митинг. Я кое-как утихомирил зал и от имени собравшихся обратился к Ельцину: «Прокомментируйте лозунг: «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи». Борис Николаевич только развел руками. Спектакль продолжился, я же не сводил глаз с Ельцина и видел, что он думает над моим вопросом…»