Збигнев Войцеховский - Раневская, что вы себе позволяете?!

И зритель принял эту сцену. В зал дохнуло истинным чувством верности и нежности.

Дальше Раневская углубляла этот момент, доводила эту сцену до совершенства.

Но тут кто-то из уважаемых ею зрителей, коллег из другого театра говорил: «Концовка… никакая. Скучная. На фоне всего спектакля она кажется смятой подушкой на застланной бархатом кровати».

И Раневская тут же задумалась о финальной сцене, наутро она уже бежала к Плятту (они играли в паре) со своими новыми идеями.

Эта страсть, почти одержимость Раневской заставить своего героя быть понятным зрителю так, как понимала образ она сама, проявлялась в каждой ее роли. И именно поэтому самые небольшие роли в самых разных, даже провальных фильмах выглядят буквально крупинками золота среди песка. Некоторые фильмы забыты зрителем настолько, что он не помнит ни названия, ни сюжета, но роль Раневской, ее реплики в фильме запоминаются навсегда.

…В 1971 году перед Новым годом на телевидении вышла программа «Предновогодние воспоминания». В ней были собраны фрагменты из фильмов с участием лучших артистов СССР. Было и два фрагмента с Фаиной Раневской. Это были не лучшие ее фрагменты, скажем прямо. Но, по отзывам многих и многих, эти два фрагмента были лучшими во всем этом фильме.

Нужно ли писать об этом? Нужно, по-моему. Потому что это тоже часть жизни Фаины Раневской.

Она взяла себе псевдоним «Раневская» не только потому, что ей подсказали. У нее, она считала, в самом деле было много общего с героиней «Вишневого сада». И сама Фаина Георгиевна воспринимала придуманную Чеховым фамилию как значимую. В этом слове кроется некая несвоевременность человека, родившегося слишком рано для своего времени.

Фельдман стала Раневской в то время, когда с фамилией Фельдман не очень охотно принимали на работу в театр.

Евреи Советского Союза переживут немало таких событий, когда лучше бы было иметь какую-нибудь простую славянскую фамилию. Особенно страшным станет «дело врачей» в начале пятидесятых годов, когда именно евреи-врачи попадут под прицел сталинской репрессивной машины. Кстати сказать, один из врачей будет иметь фамилию Фельдман.

Это было поистине страшным временем для всех евреев, особенно занятых на государственной службе, имеющих определенную известность. Совсем недавно закончился процесс над так называемым Еврейским антифашистским комитетом. В стране началась оголтелая кампания против придуманных космополитов, слова «безродный космополитизм» сочетались прежде всего с евреями — это их обвиняли в том, что они, дескать, не имеют своей родины, не любят и не чтят то место, в котором живут.

Билетерша в театре услышала в свой адрес брошенные кем-то из посетителей слова «еврейская морда» — и она уже назавтра непонятно куда исчезла. Она пряталась, в страхе за свою жизнь.

Люди настороженно вслушивались в новости, звучащие по радио. Но слушались не только новости… Вдруг стало очень заметно, что из радиопередач исчезли еврейские фамилии. Многие и многие евреи стали менять свои фамилии — не потому, что боялись попасть под машину репрессий, а потому, что их фамилия вызывала уже ненависть у некоторой части советских людей, имеющих вместо мозга некое вместилище для партийных директив, лозунгов и распоряжений.

Здравомыслящие люди всех национальностей в СССР, в том числе и русские, понимали, что если репрессивная машина раскрутится, под ее дробящими все колесами будут гибнуть не только евреи. Евреи-врачи — это только зацепка, только повод для новой страшной чистки. Одна такая чистка была пережита в тридцатых годах, сейчас Сталин намечал вторую. И это было неспроста. Тысячи солдат и офицеров, воевавших в Европе, видели другую жизнь. Они видели не забитые села, а прекрасные деревни с ухоженными домами, они видели прекрасные города, где в магазинах продавались для всех чудные вещи: швейные машинки, патефоны, велосипеды… И пусть масса этих солдат потом была брошена на войну с Японией, пусть масса погибла, но остались многие тысячи, кто видел ее — совсем другую, сытую и спокойную жизнь без коммунистической партии.

Сталин задумал чистку. Это виделось всеми, кто хотел видеть и понимать. Вот уже с врачами-евреями арестован писатель Лев Шейнин. Вот уже по делу «убийц в белых халатах» арестованы русские врачи, профессора, выдающиеся в своей области.

Но Сталин не успел.

Фаина Раневская вспоминала, как ей позвонил ее друг и сказал в трубку только одно слово: «Подох». Она мгновенно поняла, о чем и о ком говорит собеседник, но все равно испугалась страшно — она ясно представляла себе, что даже со смертью «отца всех народов» порядок в этой стране не изменится кардинально.

Так и случилось, хотя и была хрущевская оттепель, но потом пришли танки и трактора, растоптавшие гусеницами выставку художников. И оттепель закончилась.

И все же главное со смертью Сталина было то, что «дело врачей-убийц» было закрыто, арестованные по нему ранее были реабилитированы и выпущены из застенков МГБ. Восстановлены на работе.

Фаина Раневская, как бы она ни любила Россию, была твердо уверена в том, что во время ее жизни антисемитизм в этой стране будет жить. Будет жить в насмешливых взглядах и откровенной ненависти узколобых дебилов, будет жить в анекдотах про евреев, будет жить в постоянном оглядывании самого талантливого еврея — не пришли ли за мной? То нагнетание массового психоза, которое имело место во время «дела врачей», дало долго живущие плоды.

И ведь дело не только в евреях, они всего лишь самая видимая часть того айсберга, который в 1991 году вдруг перевернется, и люди увидят грязную, огромную, просто необъятную гору ненависти — всех ко всем. Это будет результатом того приказного, спущенного сверху по приказу интернационализма. Когда заставляют любить всех, человек забывает о любви к себе. А тот, кто не любит себя, не сможет полюбить даже своего ближнего.

«В интернационализм русского народа я все равно не поверю» , — призналась Фаина Раневская в узком кругу друзей.

Но это не мешало ей играть — как для русских, так и для всех, кто шел на ее спектакли. Она просто принимала жизнь такой, как есть. И твердо верила в то, что настоящее искусство способно из самого злобного антисемита сотворить нормального человека.

В 1940 году в Киеве Фаина Раневская снималась в фильме «Последний извозчик». В целом фильм был чисто агитационный: как индустриализм шагает по Стране Советов, и вот на смену конным извозчикам появляются в наших городах шикарно звенящие трамваи. Но режиссер задумал фильм как комедию. Фаине Раневской понравился сценарий фильма, и она согласилась сниматься в нем. Тем более — Киев, красивейший город, светлый и солнечный.