Дмитрий Петров - Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

Проблема, по Евтушенко, состоит в том, что «читателю трудно разобраться, где… серьез под пародию и пародия под серьез», а так нельзя, должно быть ясно: там, где о врагах, – злая пародия, а где о советских и их союзниках – уважительный и возвышенный серьез. А из-за их смешения возникает безыдейная путаница, чуждая методу социалистического реализма, но зато очень и очень близкая западному так называемому искусству во всей его реакционности. А раз так, то создавший столь сомнительный текст «переводчик» не уважает «автора». Ну то есть себя !

Прикиньте, Вася, Гриша, Овидий – глумится, по сути, критик: вы ж себя не уважаете. А?..

И заключает: «в предисловии роман выглядит колоссом, но в переводе – увы! – колоссом на глиняных ногах». Он «не более чем неуместная шалость».

А за шалости что положено? Розог? На горох? Сортиры чистить?

Кого уважают – не унижают. Над ними шутят. С ними ругаются. Но – не глумятся.

Уж от кого-кого, а от Евтушенко, считавшегося другом Василия Павловича и приятелем его соавторов, ни Григорий Поженян [109] – ветеран войны, поэт, автор популярных песен [110], ни Овидий Горчаков – разведчик-профессионал, один из прототипов героя повести и фильма «Майор "Вихрь"» и автор сценария «Вызываем огонь на себя» [111], ни сам Аксенов – этого не ждали.

– Поступают ли так друзья? – задались они, как и публика, резонным вопросом.

Что за развязный, не принятый в приличной среде тон? За такой тон уважающие себя люди, даже в терпимое к хамству советское время, переставали руку подавать. А Горчаков, Поженян и Аксенов привыкли себя уважать. И теперь им Евтушенко не друг. Хоть и не недруг.

Аксенов уходит из «Лестницы». Следом – Гладилин. А журнал-то без них не сделать…

Сцену публичного разрыва Аксенова и Евтушенко описывает Аркадий Арканов. Он, Аксенов и Гладилин в «Пестром зале» ЦДЛ. Врывается Евтушенко. Он на взводе. Он кричит: «Слушайте все! Вот сидят Аксенов и Гладилин, это павлики морозовы! Вы предатели! Вы антисоветски настроенные элементы!»

Прозвучало это дико: ни Аксенов, ни Гладилин никого не предавали, и потом – Павлик Морозов был как раз весьма просоветским элементом. Короче – вздор. Но что до того возбужденному поэту? У него «украли» журнал, руководить которым он желал.

В 2009-м в интервью радио «Эхо Москвы» Евтушенко описал причины разрыва по-своему: «…Мы с Васей Аксеновым были одними из самых ближайших и нежнейших друзей…

Но нас развели, рассорили. Понимаете?

Потому что есть люди, которые не способны к дружбе и к любви. Если… они видят двух любящих друг друга… делают всё, чтобы не дать им жить счастливо и в согласии. То же самое, когда видят дружбу люди, не способные к дружбе. Вот так это и произошло».

Да, такое не редкость. Но кто же эти злые люди? Поэт не сообщил. Но продолжил:

«Меня очень задело однажды, что Вася снял эпиграф мой из стихотворения "Наследники Сталина" [112]: "И я обращаюсь к правительству нашему с просьбой удвоить, утроить у этой плиты караул, чтоб Сталин не встал и со Сталиным прошлое". Это меня глубочайше задело. Мы были большущими друзьями с его матерью – Евгений Семеновной [113]. И я просто был потрясен тем, как он смог снять эпиграф без ее разрешения. Это просто было невероятно». Друзьям Аксенова эта история с эпиграфом неизвестна…

Так или иначе, дружба двух мастеров стала невозможна. Возможно, Аксенов со временем простил бы Евтушенко статью, но не «Павлика Морозова». При этом слова Евтушенко о том, что их «развели», конечно, могут быть правдивы. Советская власть, подобно склочной тетке в коммуналке, желала рулить всей квартирой: кому надо – улыбнуться, кому надо – плюнуть в щи, а слишком бойких, союз которых мог их усилить, – рассорить клеветой, наветами, грязными шепотками. Чисто коммунальная хабалка! Недаром во фрондирующей культурной среде ее звали Степанида Власьевна или – Властьевна. И очень может быть, что она и учинила интригу, разрушив добрые отношения нескольких больших писателей, а попутно и журнальный проект, который в таком составе, пожалуй, мог быть успешен. Кстати, не она ли, в конечном счете, стала причиной хрестоматийного предательства всё того же несчастного Павлика Морозова?

К месту – пару слов о Павлике.

Однажды Василий Павлович сел за стойку в ресторане ЦДЛ (передаю историю со слов Аркадия Арканова). А по соседству с ним вдруг не на шутку разошелся классик соцреализма Валерий Губарев – автор многократно переизданной повести «Павлик Морозов» и одноименной пьесы, по сути – творец пионера-героя № 1 – одного из первейших красных брендов [114].

Губарев разорялся на тему всякой литературной зелени, что сидит здесь, понимаешь, пьет-закусывает, а и знать не знает, рядом с кем имеет честь!..

Аксенов за словом в карман не полез и спокойно ответил: «Знаю. Вы написали о предателе и доносчике Павлике Морозове, который сдал отца своего».

Губарев был поражен. Он ведь и помыслить не мог, что за этой стойкой могут быть вслух произнесены такие страшные слова.

– А ну посиди! – крикнул создатель Павлика. – Щас за тобой придут!

И исчез. Но там, куда он сообщил о нападках на себя и на «героя юных ленинцев», ему объяснили: с этим лучше не связываться. Ведь и секретари Союза зовут его Василий Палычем…

И Губарев Аксенова возненавидел. И как-то, выходя из ЦДЛ, он ненавистного узрел. Тот что-то говорил Владимиру Максимову. Создатель Павлика возопил: «Слышали? Аксенов сказал, что надо вешать коммунистов на фонарях!»

И враз ощутил, что притиснут к стене, и услышал: «Еще раз пикнешь, прибью, падла!»

Нельзя сказать, что Аксенов был несдержан или легко поддавался на провокации. Но, как и многие нравственно здоровые и сильные люди, он был нетерпим к хамству. И, не будучи завзятым драчуном, случалось, делал то, что обещал Губареву.

Спустя несколько лет, когда на секретариате Союза писателей будут обсуждать драку Евгения Попова с неким беллетристом, в ходе которой он, бия противника по сусалам, якобы кричал «красные фашисты», Аксенов спросит: «А где это было?»

– На остановке такси.

– А во сколько?

– После одиннадцати.

– А точнее?

– Ну, минут в двадцать двенадцатого.

– О-о-о! Поня-я-ятно, – улыбнется Аксенов в усы. – Я там дрался не меньше десяти раз. Примерно в это время закрывается ресторан. Поддатые писатели идут на остановку. А где ж еще им выяснять отношения?

– Общаться с ним не всегда было легко, – вспоминает Аркадий Арканов. – В его манере держаться было что-то княжеское. Не знаю, есть ли люди, с которыми он общается на равных.

Понятно, что у такого человека в полной зависти и интриг писательской среде было немало врагов. Но было и множество друзей и добрых приятелей.