Ангус Роксборо - Железный Путин: взгляд с Запада

Тем временем в Женеве начались переговоры на постоянной основе по «новым СНВ». Две загвоздки стали очевидны почти сразу. Одной был обмен «телеметрической информацией» — общее пользование данными об испытаниях и запусках ракет. Второй — «собственные опознавательные знаки», по сути дела, нанесение штрих-кода на каждую ракету, чтобы их можно было отслеживать и учитывать.

Обама и Медведев принимали живое участие в этом процессе, утрясая самые важные детали в телефонных разговорах и при личных встречах. Позднее Медведев шутил, что его любимым английским словом стало «телеметрия».

Одна из встреч состоялась в декабре в Копенгагене, где оба лидера участвовали в переговорах по проблеме изменения климата. Повсюду в городе велись дискуссии о глобальном потеплении, Обаме и Медведеву достался импровизированный «конференц-зал» — огороженное шторами помещение в магазине женской одежды, по соседству с толпой обнаженных манекенов. Атмосфера оказалась располагающей. Обама объяснил концепцию «собственных опознавательных знаков»: «Послушайте, мы просто будем наносить штрих-коды на ракеты, чтобы вести им учет. Ведь на это и рассчитан договор».

Участники переговоров с российской стороны противились этому, утверждая, что «если мы подпишем договор, то выполним его условия», так что не следует подозревать их в стремлении смошенничать. Но Медведев увидел в этом предложении смысл. «Ладно, — сказал он, — но если все будет по-честному. Чтобы и вы делали это, и мы, чтобы процесс происходил симметрично».

За этим прорывом последовал еще один, относящийся к телеметрии, и казалось, что подписание соглашения уже совсем близко. В январе генерал Джонс позвонил Обаме из московского аэропорта после переговоров, на которых, по-видимому, было принято решение.

Но возникла одна помеха. Американцы полагали, что российская сторона согласна заключать договор о стратегическом вооружении отдельно, безотносительно оборонительного вооружения. Но замена, выбранная Обамой для противоракетного щита Буша, постепенно начинала приобретать конкретные очертания, и она не нравилась российской стороне. Вместо радара в Чешской Республике и перехватчиков в Польше Обама разработал так называемый поэтапный адаптационный подход, который во многих отношениях мог представлять даже более значительную потенциальную угрозу для России. Подходом были предусмотрены чрезвычайно мобильные ракеты и радары морского базирования, а также базы для ракет ближнего действия в Восточной Европе. 4 февраля 2010 г. было объявлено, что эти ракеты предполагается разместить в Румынии. Видимо, по этой причине позиция Москвы стала жестче: российская сторона поняла, что собирается заключить договор, который заметно сократит ее стратегический арсенал, в то время как американцы строят заграждение прямо у российской границы.

24 февраля прямая телефонная линия между Кремлем и Белым домом за почти полтора часа разговоров раскалилась докрасна. Медведев вновь предпринял попытку увязать сокращение вооружений с имеющими юридическую силу ограничениями по ПРО — в рамках нового договора. Обама сердился. «Дмитрий, мы же договорились! Если условия соглашения будут такими, мы не станем его подписывать». Обама злился и на своих помощников, которые убеждали его, что вопрос практически решен. В сущности, его представители на переговорах оказали ему медвежью услугу, позволив российской стороне считать, что она вправе вставить в договор условия, замораживающие ПРО в том состоянии, в каком они находятся в данный момент.

Понадобилось еще три недели интенсивных переговоров в Женеве и в Москве, а также еще один телефонный разговор Медведева с Обамой 13 марта, чтобы все уладить. Новый договор об СНВ был подписан в Праге 8 апреля. Он имел отношение только к сокращению вооружений, как и хотели американцы, в то время как обе стороны приложили к нему односторонние заявления, касающиеся ПРО. Американцы заявляли, что ПРО США не предназначены для нарушения стратегического баланса с Россией. А Россия своим заявлением оставляла за собой право выйти из договора, если сочтет дальнейшее наращивание Америкой систем ПРО угрозой для собственного стратегического ядерного потенциала. Тем самым российская сторона достигла определенной связи между вопросами, к чему и стремилась: если в какой-то момент она решит, что противоракетный щит США становится чересчур мощным, то может выйти из договора и начать наращивать свое ядерные вооружение.

До тех пор на международной сцене президент Медведев действовал во многом подобно Владимиру Путину. От внимания общественности не ускользнуло то, что и на посту премьер-министра Путин продолжал высказывать свое мнение по вопросам внешней политики и даже совершать поездки в другие страны. Именно он, к примеру, публично заявил, что системы ПРО, в сущности, были препятствием на пути к соглашению о стратегическом вооружении, — всего за несколько недель до того, как Медведев разозлил Обаму, повторив ту же мысль.

Взгляды Медведева на защиту интересов России и отношение к ней как к равноправному партнеру были идентичны взглядам его предшественника. Даже сближение с Западом по проблеме Ирана не означало стратегического сдвига: по различным причинам — коммерческим, политическим и стратегическим, — Москва ни за что не рискнула бы обзавестись врагом в лице Тегерана.

Как мы увидим в следующей главе, Медведев менял внутреннюю политику медленно, но старался оказывать влияние. То же самое справедливо для его первых зарубежных инициатив. Его программные речи в Берлине и Эвиане эффекта не имели. Но теперь, когда лед в отношениях с президентом Обамой был сломан, Медведев нашел способ поддерживать свой имидж на родине и за границей. Поскольку его лозунгом во внутренней политике была «модернизация», он стремился к тому, чтобы его видели приятельствующим с современным американским президентом. Мало было просто иметь iPad и вести видеоблог на своем сайте: требовалось «выйти» на Запад и посетить Кремниевую долину. Медведев и не собирался соперничать с Путиным, склонным к активному отдыху, зато мог попробовать выглядеть круто в компании Барака Обамы и Арнольда Шварценеггера.

Через пару месяцев после подписания соглашения в Праге состоялся первый официальный визит Медведева в США. Он сделал все так, как и полагалось президенту-«модернизатору»: открыл аккаунт в Twitter, посетил Cisco, Apple и Стэнфордский университет, встретился с эмигрантами из России, работающими в Кремниевой долине, затем вылетел в Вашингтон на встречи с конгрессменами и импровизированный ланч в компании с Обамой, организованный в ресторане Ray’s Hell Burger. Они поговорили о том, что лучше — халапеньо или пикули, но Барак не стал сообщать Дмитрию, что ФБР только что раскрыла группу российских шпионов. Это выяснилось лишь после возвращения Медведева в Москву. «Торжественный обмен» состоялся 9 июля в аэропорту Вены и прошел в духе холодной войны. Десятерых российских «спящих агентов», в том числе гламурную и сразу прославившуюся Анну Чапман, обменяли на четырех американцев, тоже обвиненных в шпионаже.