Кристина Камаева - Чай, чапати, чили, чилим...

Дома Пуйя чувствовал себя царем. Он лежал на диване и смотрел телевизор, а Фатима носилась вокруг с тарелками и чашками и задавала ему миллион "заботливых" вопросов:

— А помнишь, ты съел вчера то-то и то-то? И как ты себя сегодня почувствовал?

— Закрой дверь, Пуйя, тебя же продует!

— Пуйя, дорогой, хочешь простокваши? А салат? Думаешь, тебе ничего не будет, если ты съешь все это вместе?

Пуйя был крупным доктором и весил килограммов сто тридцать. Он отвечал на Фатины беспокойства жестами или гримасами. По-моему, ему было все равно, что есть и когда. Он спокойно грыз сырую цветную капусту из холодильника, и ел немытую морковку у торговцев на базаре. Друзья иранцы приходили в ужас от его наплевательского отношения к санитарии. Уронив инструмент на пол в клинике, он поднимал его и продолжал трудиться над доверенной ему челюстью. Он был очень смелым хирургом, брался за любую операцию, что-то резал, что-то выдавливал, его считали хорошим специалистом. Тоненькая шустрая Фати искала, чем бы ублажить своего большого розового мужа, а он рассказывал ей истории, которые произошли с ним в колледже и в клинике. Она живо откликалась, и вместе они выглядели хоть и странной, но приятной и довольной парой.

Однажды Пуйя вылечил зуб Вазиму Хану — самому знаменитому фотографу в Бангалоре, и в качестве услуги за услугу, тот предложил сделать его жене бесплатное портфолио. Это было выгодное предложение. (Позже мы узнали, что наша скрытная Аня сделала у Вазима портфолио за двадцать тысяч рупий, почти 500 долларов). Фатима радостно согласилась и приготовила лучшие наряды. Вазим был не очень-то заинтересован в этой работе и назначил ей время в один день с двумя другими моделями. Пригласили лучшего в городе визажиста по имени Рагу. На каждую модель Вазим истратил всего по одной пленке, так что Фати была даже немного смущена такой спешкой. Но, увидев ее фотографии, Вазим пришел в восторг.

— Ты талантлива! Ты создана быть моделью! Какие позы. Какие взгляды. Я открыл звезду!

Фатима глядела на снимки и влюблялась в свое изображение. Она действительно выглядела роскошно.

— Айшвария Рай похожа на тебя! — заявили мы с Жанной, посмотрев фотографии. И это правда, только у Фатимы глаза не зеленые, а темно-карие. Любопытно, что обе они родом из Мангалора.

Вазим показал Фатины фотографии модельным агентствам, посыпались предложения. Фатима сфотографировалась для буклета, в рекламе сари из дорогого солидного магазина, потом для газеты в рекламе какого-то сорта чая. Она летала в Кочин, где снимали видеоролик про чудеса керальского массажа. На Фатиму было любо-дорого глядеть, новое хобби ее необычайно вдохновляло. Но "модельную" сторону ее жизни нужно было хранить в тайне от родственников, и, прежде всего, от родителей.

— А вдруг им попадет в руки эта газета? Они узнают меня! Какой позор...

Между тем, представители модельных агентств обрабатывали ее полным ходом, уговаривали сняться в европейской одежде: топах, шортах, мини-юбках — для каталогов, которые выпускались на Шри-Ланке, клялись, что в Бангалоре никто ничего не увидит и не узнает. Фати мучилась, выбирая между соблазном получить чудесные фотографии в легкомысленных одеяниях и достоинством порядочной индийской женщины, которой такие идеи и в голову-то не должны были приходить!

А Вазим Хан — сладкоречивый змей, призывал быть современнее и решительней, чтобы найти достойную работу!

Фатима делилась с нами своими сомнениями и вздыхала:

— Вам хорошо, вы можете одеваться, как угодно, и вас никто не осудит!

А я наблюдала за тем, сколько усилий прилагают работники шоу бизнеса, чтобы заставить индийских красоток поступиться своими принципами, и восхищалась тем, как стойко они сопротивляются. Мне хотелось, чтобы русские девушки тоже были неприступными и непреклонными. На рекламе нижнего белья девушка в Индии может заработать тысячи долларов, при этом белье не откровеннее нашего обычного купальника, и все-таки редко какая модель согласится заниматься таким бизнесом. А у нас? Объявит какая-нибудь газетенка конкурс на лучшее фото в бикини, и со всей страны летят тысячи снимков настоящих красавиц, причем, даром! А если фотографию девушки напечатают, то она, наверняка, всем знакомым понесет хвастаться: "Мое фото в газете!"

— Ты должна сделать себе портфолио! — уговаривала меня Фатима. Ты можешь сойти и за индианку, и за иностранку, у тебя есть шанс заработать кучу денег! Надо найти тебе фотографа, только не Вазима! Он очень дорого берет. Я, конечно, могу договориться с ним, чтобы вышло дешевле, но это не главное. Вазим прекрасный фотограф, но он — женолюб, ни одной юбки не пропустит! Я — индианка, замужняя, знаю, как с ним обращаться, а тебя нужно поберечь. Найдем другого фотографа. — Фатима клялась устроить мою карьеру.

Некоторый опыт я уже имела. Как-то раз Маниджа водила меня, Жанну, Валида и пять его негритянских подруг к фотографу Малику. Какая-то ткацкая фабрика планировала выпуск календаря к юбилею, им понадобились модели, чтобы представить свою продукцию. Негритянские девицы были намного крупнее и выше нас с Жанной. Мы бы их боялись, если бы не наш общий знакомый обаятельный балагур Валид в цветастом берете, лихо сдвинутом набекрень.

Малик фотографировал нас по одной и всем скопом и сам приносил наряды. Мне они были велики, пришлось прихватывать платья сзади прищепками. Баскетболистки— негритянки в раздевалке грозились размазать щуплого Малика на прожекторе, если он только посмеет посягнуть на их прелести.

Я прошла отбор, и мне назначили фотосессию, нарядили в открытое лиловое платье (единственное в коллекции Малика, которое пришлось мне впору) и пригласили визажиста. Кстати, это был Рагу, тогда я еще не знала, что он лучший. Рагу открыл ящик с огромным количеством не однажды использованных теней, румян, помад и других красок. Лучше было не смотреть на эту бывалую хаотичную палитру.

— Она очень светлая! — пожаловался Рагу Малику.

— Она белая, как мрамор! — подтвердил фотограф.

Вот сюрприз! В родной России меня считали смуглянкой и старались выяснить что-нибудь о "нерусских" корнях. Может, татарка? Может, еврейка или цыганка? А тут я — Снегурочка. Белая, как мрамор. Чудеса!

— Мы поджелтим, — утешил Рагу, накладывая грим.

— Все в ваших руках, — вздохнула я. Он намазал мне нос с боков темно— коричневой краской.

— А это зачем?! — всполошилась я.

— Так контур будет резче, — пояснил мастер.

На посмуглевшем лице мне навели брови, которые в обычной жизни я никогда не крашу. Потом Рагу взялся за украшение глаз.

— Надо обвести, потерпи, не закрывай.

Ой, мамочка моя, не ведала я прежде такой пытки. Он обводил мне очи тонкой кисточкой с жидкой тушью по внутреннему ободку, там, откуда растут ресницы. Я плакала от боли.