Кристина Камаева - Чай, чапати, чили, чилим...

— Я придумала! — говорит Жанна, — мы сварим яйца. Хорошо, что купили электрическую плиту. — Выходим в коридор, потому что единственная на все общежитие розетка находится там.

-Ух ты! — замирает Жанна с плитой, а я с кастрюлей тоже приостанавливаюсь. К розетке вытянулась длинная очередь девиц с ведрами. Они неукоснительно придерживаются хорошей индийской традиции — омываться с головы до ног каждое утро до восхода солнца. Но поскольку сейчас время холодное, то и вода в душе почти ледяная. Вот они и стараются встать пораньше, чтобы с помощью кипятильников нагреть воду. Похоже, что с мечтой о яйцах нам лучше расстаться.

— Я пропущу вас, — неожиданно говорит девушка с роскошными волосами. Волосы не у всех индусок красивые, как принято думать. К тому же, они постоянно мажут их кокосовым маслом. Оно не только жирное, но и неприятно пахнет. Косы принято украшать живыми цветами, но к концу дня они вянут и осыпаются. А горожанки все чаще стригутся коротко. Мы благодарим девушку, включаем плиту и водружаем на нее кастрюльку. Студентки немедленно собираются вокруг, спрашивают, что мы готовим, и смотрят, как это происходит, как будто варка яиц невероятно увлекательный процесс. Сладкий чай с молоком проще взять в столовой. В Индии его подают в маленьких металлических стаканчиках, не доливая жидкость до краев, чтобы можно было держать емкость. Чтобы приготовить такой напиток, используют не листовой чай, а очень мелкий, почти пыль, и заваривают его прямо в кастрюле с кипящим молоком. Потом добавляют воды.

После завтрака Жанна запирает дверь и затягивается сигаретой. Курить запрещено не только в общежитии, но и на всей территории колледжа. За курение могут даже исключить из учебного заведения и выгнать из общежития. Большинство индийских девушек не курят, а те, кто курят, считаются испорченными. Но что такое слово "запрещено" для русского человека? Как назло в коридоре раздаются голоса, шаги, и вот уже в нашу дверь стучат. Жанна с досадой приминает тлеющее зелье и прячет сигарету, потом широко распахивает окно и пытается развеять дым, размахивая тетрадкой. Я поджигаю пластинку от комаров. В дверь стучат все настойчивее, приходиться открывать. На этот раз нас пришла навестить целая делегация: комендант, а с ней еще несколько женщин, причем одна из них в военной форме. Кто это? Полиция нравов? Женщина в военном принюхивается:

— Что это! — восклицает она, — вы здесь курили?

— Нет, конечно, — защищается Жанна, — пластинки поджигали.

— У пластинок совсем другой запах, — гневно сверкает глазами Леди — острый нюх. — И не надо меня обманывать. Следует подчиняться правилам общежития!

— Каким правилам? — округляет глаза Жанна.

— А вот этим! — показывает блюстительница нравов серенькую невзрачную тетрадку, которой Жанна гоняла дым. — Изучите внимательно. А о курении я доложу директору колледжа.

Осмотрев наш скромный быт, делегация удалилась. Это была проверка с целью узнать, как мы устроились.

— Как вы мне дороги! — в сердцах ругнулась Жанна, когда они ушли. Если Жанне что-то запрещают делать, у нее немедленно портится настроение, бывает, что и до слез.

Директор колледжа, когда мы предстали перед ней на ковре, сказала Жанне:

— Зачем же вы курите, моя дорогая? Разве вы не знаете, какая это пагубная привычка? Нужно ее искоренять. Отвлекайте себя. Захотелось вам курить, а вы бегом в библиотеку, схватились за книжку, начали читать и забыли о сигаретах.

Дневное время мы старались проводить подальше от общежития. Ездили в центр города, посещали рестораны и большие модные магазины. Ходили в гости помыться под горячим душем. Но к семи часам нам неизменно приходилось возвращаться, потому что в это время на общежитие навешивали огромный замок, и опоздавшим дверь никогда не открывали. Каждый вечер производилась перепись населения. Дежурные ходили по комнатам и считали всех, кто там находился. Жанна лезла на стены от тоски. Я пыталась увлечь себя учебой. Здесь начинали учить хинди с чтения длинных поэм, написанных на древних, давно вышедших из употребления диалектах этого языка: авадхи и кхариболи. На уроках мадам переводила поэмы на хинди и тут же на хинди объясняла, что автор имел в виду. Директор колледжа постоянно приглашала нас к себе. Ее интересовали наши дневные отлучки. Она не понимала, почему после занятий мы не идем в общежитие, а постоянно куда то выезжаем. Происходили диалоги примерно такого содержания.

— Куда вы ходили вчера?

— В Cubbon Park.

— В парк?! Зачем вы ходили в парк?

— А зачем ходят в парки? Посмотреть, погулять.

— Я понимаю. Но вы ходили туда совсем одни?

— Мы вдвоем.

— Вы иностранки, мой долг предупредить вас, что Cubbon Park — это гиблое, очень опасное место. Рискованно ходить гулять в такой парк.

Или:

— Я слышала, что вы познакомились с Рупой?

— Да, верно.

— Будьте осторожнее. Эта девушка может вас испортить.

— ???

Она была уверенна, что мы постоянно рискуем жизнью, а самое безопасное место в Бангалоре — это библиотека, и то, если принять меры предосторожности и не разговаривать с незнакомыми людьми. Между тем опасные парки были похожи на обычные, с каруселями и паровозиками для малышей, с планетариями и террариумами, с деревьями древними и могучими, о которых мы столько читали в России: баньянами, манго, кокосовыми пальмами, магнолиями. Индийцы сами нисколько не боятся, а очень даже любят там гулять. Потом мы поняли, что всего опасаться в Индии должны только незамужние девушки. Им нельзя гулять, где заблагорассудится. Выходить из дома полагается только в сопровождении родственников. Нам же лучше было запереться, спрятаться под паранджой и никуда не ходить. Быстро отучиться три года и катить обратно, в Россию, к папе и маме. А семнадцатилетняя Рупа имела смелость разговаривать с представителями противоположного пола. Она могла познакомить нас с индийскими ребятами, и это как-то серьезно угрожало нашему моральному облику.

Директриса — дама эффектная, родом из племени кургов. Курги, хоть и живут в Карнатаке, в южной Индии, отличаются от местных жителей и обликом, и традициями. Они похожи на грузин, устраивают пиршества с боями на саблях, едят мясо и пьют вино. У нее красивое волевое лицо, а весь кабинет увешан щитами и саблями. Она наблюдает нашу жизнь и мечтает уберечь от многочисленных искусов.

— Хватит вам искать квартиру, — принимает она неожиданное решение, — поселяйтесь у меня. Я денег не возьму. Будете готовить русские блюда.

Вот это вариант! Мы непроизвольно пятимся назад. Не вегетарианка — директриса хищно улыбается, глядя на нас.

— Мы ничего, ну совсем ничего не умеем готовить, — говорю я.

— Мы не хотим вас потеснить, — вторит Жанна, — тем более мы уже... приспособились! Нам нравится в общежитии.