Тыл — фронту

А за несколько дней до встречи с Никоновым в Челябинск прибыл еще один эшелон из Ленинграда с эвакуированными учениками ремесленного училища. Часть ребят уже работали на заводе. Один подросток с первого дня выполнял суточную норму взрослого рабочего на 120 процентов. Я рассказал Никонову об этом мальчике и, когда мы вошли в цех, подвел к нему. Никонов тотчас узнал его и спросил: «Андрей, как ты сюда попал?» Увидев знакомого, тот вначале просиял, а потом погрустнел и отвернулся. Он стер рукавом сбежавшую слезу и, не оборачиваясь, продолжал работать над снарядной заготовкой. Мы пошли дальше: Никонов сказал мне, что он давно знает эту семью. В Ленинграде они жили в одном доме, одном подъезде. Собственно от семьи-то один мальчик и остался. Отец на фронте погиб, а мать с сестренкой — во время бомбежки.

В. С. ЕМЕЛЬЯНОВ,

уполномоченный ГКО по производству танков в Челябинске

Цех у нас был молодежный. Особенно много работало девчат. Девчонки были прямо золотые, очень дружные. Часто после смены домой не уходили, ночевали в красном уголке. Там по радио слушали сводки с фронта, по душам говорили, мечтали. А отдохнув, опять шли к станку. Решение о создании первых комсомольско-молодежных бригад возникло потому, что постоянно думали, как дать больше продукции фронту, и еще потому, что чувствовали, понимали: работать только каждый за себя — мало, надо, чтобы один за всех и все за одного. И вот сначала Анна Пашнина, Шура Садикова, потом Миша Сибиряков и другие стали во главе своих коллективов. Тысячники Зина Данилова, Гриша Ехлаков первыми появились тоже в нашем цехе. Когда начальника цеха Александра Петровича Дриля наградили орденом, он во всеуслышание сказал: «Этот орден заработал комсомол!» Как мы были горды этим.

Было очень трудно. Всего не хватало. Но мы успевали еще многое делать помимо работы. Дежурили в госпиталях, писали письма на фронт, собирали подарки, шефствовали над семьями фронтовиков. Да разве все перечислишь!

Н. Г. ЗАЙЦЕВА,

комсорг цеха нормалей

Патриотическое движение двухсотников-стахановцев военного времени ширится с каждым днем, охватывая новые сотни комсомольцев-производственников. Работать за себя и за товарища, ушедшего на фронт, — это желание каждого молодого патриота.

Свыше 400 комсомольцев ЧТЗ являются двухсотниками. Комсомолка Кайгородцева, работая на двух строгальных станках, производственное задание выполняет на 200 и выше процентов. Она хорошо изучила станок, знает все его недостатки, при работе бывает исключительно внимательной, мелкие неполадки устраняет сама, не требуя слесаря. Прежде чем приступить к обработке детали, всегда обращает внимание на марку металла и в зависимости от этого пускает скорость.

Дорофеев работает в цехе разметчиком. Раньше на участке, где он трудится, было занято семь человек, теперь он один и норму выполняет до 400 процентов.

Фрезеровщица цеха топливной аппаратуры Овчинникова, работая одновременно на четырех станках, производственное задание выполняет на 250—260 процентов.

Комсомолка Паршина несколько месяцев назад пришла в один из механических цехов. Она впервые встала за резьбонарезной станок. Деталь, которую обрабатывала, была дефицитной и задерживала сборку. Паршина заранее наладила станок, подготовила инструмент и, начав работу, старалась использовать производительно каждую минуту. При норме в 660 концов она нарезает за смену 1800, выполняя задание до 300 процентов.

Узнав о рекорде Паршиной, ее подруга комсомолка Аня Богданова тоже перестроила свою работу и добилась выполнения дневного задания на 300 процентов.

Подобные примеры можно приводить по каждому предприятию области. Задача комсомольских организаций заключается в том, чтобы распространить движение двухсотников на все участки производственного процесса для того, чтобы больше давать продукции, необходимой фронту.

Каждое утро спеша на работу, прохожу по Комсомольской площади, мысленно здороваюсь с танком-памятником. Очень дорог он мне. Как дорог сам Танкоград.

А тогда, в сорок первом, я и не подозревала, что судьба крепко-накрепко свяжет его и меня. Наша семья жила в Ленинграде. Отец умер рано, и мама растила нас с братом одна. Когда грянула война, мне едва исполнилось пятнадцать, училась еще в школе. Братишка был двумя годами старше, работал на Кировском заводе.

Начались страшные дни блокады. Голод, холод, затемнение, бомбежки и артобстрелы — все довелось пережить. Совсем обессиленных, на грани истощения, погрузили нас в самолет, вывезли из города. Потом эвакуация в глубокий тыл. Ехали в товарных теплушках. Поезд шел медленно, давал дорогу встречным воинским эшелонам…

Только через месяц прибыли наконец в Челябинск. Он показался нам сначала таким спокойным, мирным, будто и не было войны. Но очень скоро поняли: город живет по законам военного времени. Повсюду бросался в глаза лозунг: «Все для фронта, все для победы!».

Разместили приезжих кого где — в общежитиях, школах, у местных жителей. Нашу семью приютила в своей комнатке женщина с дочкой — моей сверстницей. Впятером на восемнадцати квадратных метрах и жили всю войну. Как говорится, в тесноте, да не в обиде…

Вслед за братом и я пошла на завод. Врезалось в память 16 января 1942 года, когда впервые переступила порог проходной. Целое скопище танков. Казалось, они вот-вот ринутся в бой. Грозно вздымались жерла орудий. Холод, ветер, а вокруг под открытым небом работали люди. Они время от времени подносили руки ко рту, отогревая их своим дыханием.

Я совсем оробела. Стою, с места сдвинуться не могу. Сейчас начну вспоминать и, как в кадрах кино, вижу себя: худенькая, одни глаза да заострившийся нос на лице, с головой, замотанной поношенным клетчатым платком, в растоптанных валенках, в мамином не по росту, старом пальто. Как устоять в такой одежде против уральских морозов? А они в ту зиму были трескучие — под сорок градусов. На улице — стужа, в домах — почти как на улице.

Первое, что увидела, когда пришла в свой цех, — костер посреди пола. То женщина к нему приблизится, зябко поеживаясь, то подросток подскочит, хлопая ладонью о ладонь. Кругом станки гудят, под потолком кран грохочет, там и сям автокары снуют.

— Что, испугалась? — услышала вдруг голос рядом. Женщина с добрым, открытым лицом улыбалась, глядя на меня. — Я мастер, пойдем, покажу тебе твое рабочее место.

Подвела к сверлильному станку. Он высокий, а я маленькая. Не знаю, как и подступиться. Кто-то подал деревянный ящик:

— Вставай на него, удобнее будет.

Вот так и начала я работать в Танкограде. Весь 1942 год сводки Совинформбюро были тревожными. Враг наседал на Ленинград, рвался к Сталинграду. От нас требовалось одно — давать Красной Армии танки. Давать как можно больше.