Тыл — фронту

Бориса Тимофеевича Тараненко ветераны зовут ходячей энциклопедией и справочным бюро. Он помнит всех машинистов, помощников, кочегаров пофамильно и поименно. Он много лет «директорствовал» в деповском музее и собственными руками создавал его ценнейший архив. Теперь он после очередного инфаркта решил отойти от дел. Но неуемный его характер никак не желает утихомириться. И вот на очередном партийном собрании ветеранов опять горячо и страстно звучит его голос: «9 мая в 6.00 собираемся у парткома. Будет автобус. Едем на кладбище возлагать венки. А накануне, товарищи, надо навестить могилы ушедших от нас товарищей, посмотреть, в каком они состоянии. К Петру Агафонову не забыть наведаться».

Имя Петра Агафонова до сих пор, через много десятков лет с почтением и любовью повторяют его ученики и соратники: Иван Филиппович Богатенко, Леонид Иванович Кремлев, Юрий Иванович Ленский… Депутат Верховного Совета РСФСР, лауреат Государственной премии, член Челябинского горкома партии П. А. Агафонов дал жизнь знаменитым фронтовым паровозным колоннам.

Сегодня старые машинисты с гордостью и молодым блеском в глазах вспоминают те дни, когда они в составе колонны из сорока локомотивов водили воинские эшелоны. В теплушке, где размещался штаб колонны, был начальник штаба, его заместитель, врачи. Не раз в их воспоминаниях звучит слово «хозрасчет». «Да, — подтверждает Иван Ильич Закамалдин, — у меня мой ФД был на хозрасчете. Сам я регулировал, какой ремонт сделать. Сам был хозяином машины. Работали без простоев. Приехал, сменился — локомотив развернулся и на Златоуст пошел или на Кропачево. Без задержки…»

«Как задержишься, — подхватывает его старый товарищ, тоже Иван, только Филиппович (Богатенков). — Война. Особенно если санитарный поезд ведешь, там ведь раненые. Чем быстрей их в госпиталь доставишь, тем больше жизней спасешь». У Богатенкова, кроме Почетных грамот, медалей и других наград, есть самая высшая — орден Ленина. За то, что в войну водил поезда в любых, как теперь принято говорить, экстремальных условиях. Было такое понятие на транспорте — «согласованный машинист». Так вот мои собеседники, как и многие их товарищи, что работали в колоннах имени ГКО, были такими «согласованными». Их кандидатуры согласовывались в органах, им доверяли особо ответственные грузы (а Богатенков водил и правительственные поезда). У «согласованных» машинистов телефоны устанавливались в квартирах, чтобы в любое время можно было вызвать и отправить в рейс. Их женам разрешалось не работать, несмотря на всеобщую трудовую повинность. И все это потому, что «согласованный» машинист себе не принадлежал. По двое-трое суток без сна в рейсе, иной раз под бомбежкой, как, например, Андрей Иванович Сачков, водивший составы аж до самого Подмосковья и на участке Гатчина — Ленинград.

Что помогало им выстоять? Профессиональная выдержка? Воинская дисциплина? Патриотизм? И то, и другое, и третье плюс еще что-то неуловимое, что отличает настоящего мужчину: глубина чувств и сдержанность их выражения. Вот, например, вспоминают машинисты, как, бывало, приходилось «подъезжать под воинский поезд». Подходит начальник службы (Муратов Петр Григорьевич) с командиром воинской части.

— Как паровоз?

— Нормально, Петр Григорьевич.

— Два часа тридцать минут — и быть в Челябинске. Поняли?

— Понятно.

Все. Дорога зеленая. Никаких вопросов больше нет. И Муратов с командиром повернулись, пошли, а Богатенков с бригадой дали сигнал отправления. Время не тратили зря, берегли минуты.

Мне кажется, я теперь понимаю, почему среди железнодорожных машинистов так велика партийная прослойка. Ведь и среди армейских офицеров тоже большинство — коммунисты.

…Герои Сталинградской битвы вошли в историю и, как их далекие предки — участники Бородинского сражения, стали воплощением несгибаемого мужества. В то время, когда в степях под Сталинградом и в самом городе решалась судьба страны, за тысячи километров от этой земли, развороченной снарядами, покрытой обломками некогда превосходных архитектурных сооружений, формировались один за другим составы в помощь защитникам волжской твердыни. От железнодорожного узла Челябинск они шли по тем направлениям, которые до войны были мало загружены. Особенно сложным в этом отношении был участок Карталы — Айдырля — Орск. В мирное время на этой однопутке проходило не более 8—10 поездов в сутки. Теперь же на запад, к Сталинграду, здесь проходили составы один за другим — по сигналам живой автоблокировки, на расстоянии видимости сигналов. Об этом вспоминает Н. С. Патоличев как о подвиге в тылу, не менее значительном, чем фронтовой подвиг. Путейцы и члены их семей стояли день и ночь на посту с сигналами в руках по всей трассе на расстоянии полутора километров друг от друга. По этому живому коридору проходило второе больше поездов, чем предусматривалось графиком. И ни одной аварии.

Что это? Воинская дисциплина? Патриотизм? Обостренное чувство долга? И то, и другое, и третье плюс еще что-то, подмеченное в свое время великим Толстым в русском национальном характере. «Дубина народного гнева, — писал он в «Войне и мире», — поднялась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие». «Пусть ярость благородная вскипает, как волна», — пелось в 1941-м в известной песне на слова М. Исаковского. Эта ярость не давала покоя тем, кто в тылу ни на секунды не забывал о близких, сражающихся на фронте.

…По телевидению шла передача о конкурсе красоты. На экране одна за другой возникали фигуры длинноногих очаровательных девушек. В нарядных воздушных платьях ослепительные красавицы под гром аплодисментов величаво и грациозно двигались по ярко освещенной, уставленной цветами сцене. Это был парад изящества, неги, кокетливой женственности. Это был праздник юности, феерия гармонии.

Но мне что-то мешало в полной мере наслаждаться этим роскошным зрелищем. В моей памяти нет-нет да и возникали образы совсем других молоденьких девушек, которых видела немало в своей юности. Их красота совсем не похожа на эту, нынешнюю, и все же они были очень красивы, хотя не интересовались тем, насколько их габариты соответствуют стандарту красоты. Просто стандарты диктовала не мода, а сама жизнь. Вернее, просто война, потому что нельзя назвать жизнью непреходящее чувство голода, изнурительный, почти без отдыха труд и страх за судьбу отца, брата, сестры, которые там, на фронте.

Раиса Александровна Вотинова, несмотря на свой солидный пенсионный возраст, и сегодня красива, хотя габаритами намного превосходит конкурсные размеры. У нее стенокардия и полиартрит, и еще куча всяких «болячек», но она не поддается им, как не поддавалась никогда житейским тяготам. Синие глаза и сегодня яркие, веселые, улыбка по-прежнему задорная. Посмотришь со стороны — все у этой женщины хорошо, все в порядке: и муж, наверное, есть, и, по всему видно, заботливый (вон как хорошо выглядит), и дети благополучные, Живет себе припеваючи в благоустроенной квартире. Чего еще надо на старости лет?