Тамара Катаева - Анти-Ахматова

П. H. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 40

«До последних лет у Николая Степановича было много увлечений — но не больше в среднем, чем по одному на год. А в последние годы женских имен — тома. И Николай Степанович никого не любил в последние годы».

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 146

То есть почему-то стал любить только ее. Доказательство — слишком большое число женщин.

Можно посвятить женщине множество самых любовных стихов, но не дать ей значительного места в своей жизни. То же самое было и с Гумилевым. И был влюблен, и уважал, и посвящал стихи, но она — не женщина его жизни. Женщины были далеки от его жизни. Даже если они окружали его во множестве.

«Для меня он стал путешественником (чтобы излечиться от любви ко мне), для меня стал Дон Жуаном (чтоб доказать мне — он любим), для меня и про меня писал стихи».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 10

Это только так кажется. Конечно, она много значила, но потом жизнь идет вперед, большими кругами, поднимается к своим вершинам и разрешается там — и одна женщина в ней ничего не значит. Мостить там себе место, огораживать колышками — неправильно. Про нее и так все сказано: первая любовь, недолгая жена, яркая личность. Разошлись навсегда. Срам — это не только женская активность по отношению к живому мужчине и в настоящем, но и к мертвому — в прошлом.

У самой Ахматовой во время брака — «роман за романом» (по ее осудительному определению, употребленному для безнравственной Марины Цветаевой): с Анрепом, Недоброво, Артуром Лурье. Никто ей предложения из них, естественно, не делал.

Почему нигде и никогда не прочла, что развод попросила я, когда Николай Степанович приехал из-за границы в 1918-м, и я уже дала слово В. К. Шилейко быть с ним.

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 100

Можно сколько угодно раз (в ее «прозе» подсчитать это невозможно — бесконечно) повторять, что не он ее, а она его оставила в 1918 году, но просто она же сама упоминает о его намерении жениться в 1916-м на Ларисе Рейснер и ранее — на Тане Адамович. Детей рожал — от других. При таких обстоятельствах можно уж и жене самой завести разговор о разводе.

Когда он предложил Ларисе Рейснер (1916 год) жениться на ней, а она стала ломать руки по моему поводу, он сказал: «Я, к сожаленью, ничем не могу огорчить мою жену».

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 102

А от бедной, милой Ольги Николаевны Гумилев даже родил сына Ореста. Все это не имело ко мне решительно никакого отношения.

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 123

Ничего особенно странного в таких семейных отношениях нет — когда у другой женщины рождается ребенок, а жену это решительно не касается — всякое бывает. Но вот только если бы она не объясняла, что у нее не было романа с Блоком (именно в это время), потому что она была «замужней женщиной».

Таня Адамович, по-видимому, хотела выйти замуж за Николая Степановича, потому что был такой случай: Николай Степанович предложил АА развод.

На самом деле говорится по-другому: Николай Степанович хотел жениться на Тане Адамович и поэтому предложил жене развод. Так кто же у них был инициатором развода? Мы видим, что он предлагал первым не раз.

АА: «Я сейчас же, конечно, согласилась!» Улыбаясь: «Когда дело касается расхождения, я всегда моментально соглашаюсь!»

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 177

Всегда — это когда? Разве она когда-то еще была замужем?

«Когда он вернулся из Парижа во время войны, я почувствовала, что мы чужие, я объявила ему, что нам надо разойтись. Он сказал только — ты свободна, делай что хочешь — но при этом страшно побледнел, так, что даже побелели губы. И мы разошлись…»

Михаил ЗЕНКЕВИЧ. Эльга. Стр. 20

Насчет того, что побелели даже губы — это очень сильный образ. Где-то встречался… в пародиях на дамские романы…

В общем, хоть Ахматовой за Шилейко выйти замуж по-настоящему не удалось, с Гумилевым она развелась, он женился на Анне Энгельгардт (которую соответственно оставил после себя единственной законной вдовой) и родил с нею ребенка.

А под конец снова о том, чем Ахматова просто вымазывает Гумилева — О ТАЙНЕ. Но, право, мы не в каменном веке и не в албанской деревне…

В последние годы у Николая Степановича целый гарем девушек был… И ни одну из них Николай Степанович не любил. И были только девушки — женщин не было.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 146

Нет ли у вас чувства брезгливости перед такой классификацией?

АА много говорит о своих отношениях с Николаем Степановичем. Он признавал только девушек.

П. H. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 27

Лариса Рейснер пришла и рассказала о Николае Степановиче, что она была невинна, что она очень любила Николая Степановича, совершенно беспамятно любила. А Николай Степанович с ней очень нехорошо поступил — завез в какую-то гостиницу и там сделал с ней «все». Правда, потом он предлагал Ларисе Рейснер жениться на ней.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 178

В таких случаях хорошо бы поспорить, что сама Анна Андреевна это все и сочинила. Кроме самой простой канвы — что у Гумилева и Ларисы Рейснер был роман. А кстати, куда надо завозить, чтобы и сделать «все» и — поступить ХОРОШО?

О том, о первом, кто узнал АА, Николай Степанович помнил, по-видимому, всю жизнь, потому что уже после развода с АА он спросил ее: «Кто был первым и когда это было?» Я: «Вы сказали ему?» — АА, тихо: «Сказала»…

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 145

Женщина — под сорок лет, опытная, — «тихо» говорит такие пошлости молодому мужчине. Ну о чем тут так тихо говорить-то?

«Он признавал только девушек». Даже если его интересовала борьба лишь до этой черты — после каждой черты у человека остается меньше пространства, меньше возможностей что-то преступить — он не делается более глубоким, он делается более толстым. Опыт, цинизм — это не глубина. Только Христу был интересен человек (разбойник) и после убийства — после преступления самой дальней черты. Но Христос и знал больше, то, что за последней чертой, убийством — за чертой добра и зла. А Гумилев доходил только до «девушка-недевушка». Или это Ахматова — находила это интересным, и его там останавливала — в своих воспоминаниях, приписывала ему? Он умер, и был в полной ее власти — приписывать ему, что «его интересовали только девушки». То есть делать из него «смрадного» пошляка.

Однако это — отношение Ахматовой к Гумилеву — есть дело частное и не относится к тому, как Ахматова решила использовать Гумилева для создания биографии — себе.

Итак, его любовь к ней и полную зависимость от нее она считала доказанной, оставалось доказать, что Гумилев — гений времен и народов (об этом глава «Я его слепила из того, что было»). Тогда круг замкнется.