Тамара Катаева - Анти-Ахматова

Тут в позу встать не получится, Солженицын — сам себе хозяин, каждое четверостишие, как якобы когда-то Пастернак, показывать Ахматовой не побежит.

Страшно далека была Анна Андреевна от народа. Хоть и вела она с Солженицыным разговоры о славе (и, похоже, ни о чем другом, кроме как о славе — это единственное взволновало ее в феномене Солженицына), видимо, салонной славы он не захотел, а больше ему не для чего было ей свой новый роман и читать.

Анна Андреевна познакомилась с одним молодым человеком, физиком, который сказал ей: «Когда вышло постановление, мы считали, что насчет Зощенко неверно, а насчет вас все логично и убедительно». — «Вы подумайте — ОНИ считали!»

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 228

Анне Андреевне, как известно, хочется вымыться после встреч с читателями, а тут, видите ли, вы подумайте — они еще и что-то считают! Поэтому Солженицын и не хотел перед ней красоваться.

Вот се мнение о своем народе, не только о читателях.

Если бы строй поддерживала только продажная челядь! А у нас были «верующие»… Чистые души. Анна Андреевна сердито повела плечами: «Я таких не встречала». — «А я — в изобилии».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 28

То есть Ахматова, прожив со «своим народом» более семидесяти лет, не встретила ни разу в жизни искренне верующего в какие-то светлые социальные идеалы человека? Встречала только продажных и циничных?

«Ах, не понимали? — закричала она. — Ложь. Вздор. Не хотели понимать — другое дело».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 103

Как каждый человек, Ахматова мерит по себе. Приспособленка — она видит продажность в каждом.

Я с ней не согласилась. На своем пути мне довелось встречать людей чистых, искренних, бескорыстных, которые и мысли не допускали, что их обманывают. Пастернак и Мандельштам пережили ИСКРЕННЮЮ любовь к Сталину. «Неправда! — закричала Анна Андреевна с такой энергией гнева, что я испугалась за ее сердце. — Ложь! Они притворялись. Им выгодно было притворяться перед другими и самими собой. Вы еще тогда понимали все до конца — не давайте же обманывать себя теперь».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 98

Однако не каждый, кто понимал или не понимал, писал тем не менее стихи Сталину.

Ахматова знала, для чего нужны поэты и писатели в советской стране, за что им платят деньги, для чего ей надо писать хвалебные стихи Сталину. Лев Николаевич Гумилев, вернувшись из лагеря, передает тюремный фольклор:

Строки эти я запомнил с его голоса, сразу и на всю оставшуюся жизнь:

Михаил АРДОВ. Монография о графомане. Стр. 98

Она горда тем, что к концу войны подходит матерью не безвестного зэка, а солдата, бравшего Берлин.

Н. ГОНЧАРОВА. «Фаты либелей » Анны Ахматовой. Стр. 47

Она считает, что у нее больше оснований гордиться своим сыном, чем у матери зэка Освенского? Гордиться тем, что в стране невинно мучимых один из мучеников по причине большей молодости и состояния здоровья попал под более выгодный параграф: солдат, пайки, пенсия для матери в случае чего. Наверное, про пенсию я сказала лишнее, но я не хочу, чтобы она своим гордым взглядом гусыни смотрела бы на мать убитого зэка, брата Анны Абрамовны, если б им пришлось встретиться. Здесь нечем гордиться.

Заговорили о «Реквиеме». Я рассказала о бесконечных хвалах, которые слышу отовсюду. «Да, я и не ожидала такого успеха. Плачут бесперебойно», — подтвердила Анна Андреевна.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 25

К которой из ее добродетелей отнести такой цинизм?

Называл ли Солженицын то, что ему удалось донести до людей свой труд, — что он поимел успех?

Судит Твардовского, к чужим политическим взглядам и гражданской смелости она очень требовательна.

«Прогресс, Лидия Корнеевна, явный прогресс, — повторяла Анна Андреевна. — Товарищ растет».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 381

Европейское сообщество писателей является единственной общеевропейской организацией, в которую входят писатели как социалистических, так и капиталистических стран. Входящие в него писатели обязаны «всемерно содействовать развитию духа дружбы и сотрудничества между народами».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 381

Нам этот слог разъяснять не надо — помним, что это значит. Ахматова, будучи приглашенной этим почтенным обществом для вручения премии, считала и заставляла всех считать это всемирной славой. Бродского и ленинградских мальчиков, ее окружение, «волшебный хор» — удалось. Тогда не хотели верить пропаганде, что существует коммунистическая заграница. Все, что на Западе — было западным, и вот — живая Ахматова дотянулась, она, собственно, там была и раньше, она как бы оттуда не уезжала — и она рядом с ними. Как все близко. Они не могли не верить. Они не заметили даже, что «заграницу» ей бросили как кость — чтобы не рассчитала, что ей выгоднее заступиться за судимого Бродского. Не заступилась.

1 июня 1956 года.

На столике и на постели разбросаны тетради, блокноты, листки. Чемоданчик открыт. К празднику сорокалетия Советской власти Слуцкий и Винокуров берут у Ахматовой стихи для какой-то антологии: 400 строк. Чемоданчик в действии — Анна Андреевна перебирает, обдумывает, выбирает, возбужденная и веселая.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 206

А 15 мая (того же года, две недели назад) вернулся из лагерей сын Лева, а 4 марта был разговор о подонках, которые притворялись, потому что им выгодно было. И вот сейчас Ахматова празднует свой большой праздник — сорокалетие Советской власти. Вот она выбирает стихи, почитайте их.

Какой-то наивный провинциальный обком в 38-м, кажется, году, запросил Сталина, допустимо ли в советских следственных органах «применение физических методов воздействия». Сталин ответил, что да, допустимо, безусловно, и мы были бы плохие марксисты, если бы избегали их. «Для вас это ново? Что он был прям? Для меня нисколько! — сказала Анна Андреевна. — Мне даже кажется, что я эту телеграмму собственными глазами читала. Быть может, читала во сне. Жаль, в те годы мы не записывали своих снов. Это был бы богатейший материал для истории».

Полновесные ахматовские бредни.

Я подумала, что мы и явь-то описали едва-едва, одну миллионную.