Тамара Катаева - Анти-Ахматова

Игн. ИВАНОВСКИЙ. Анна Ахматова. Стр. 625

В этом она вся. Она не была цельным живым человеком. А только народными чаяниями — как она их сама создавала. Ее злобные выходки — проверка: вся ли она превратилась в отражение чужих желаний, или еще отбрасывает тень.

Со Сталиным «на дружеской ноге».

«Сборник «Из шести книг», изданный в 1940 году, попался на глаза отцу Светланы. (Светлана — поклонница, ее отец — «отец Светланы». «Отца Светланы» но примеру «Чарли», «Хема», «Пушняка» можно тоже было бы как-то назвать: Йосей, например, Батоно Иосифом…)Открыл, увидел стихотворение «Клевета», недатированное. Подумал, видно, что недавнее. А оно написано в 1921 году. За этот год он не отвечает. Запомнил «Клевету» и отомстил <���…>».

Все знает: открыл ли, посмотрел ли, что прочитал и о чем подумал.

Лев ОЗЕРОВ. Разрозненные записи. Стр. 604

Предположение о том, что «Клевету» (ее отповедь тем, кто «клеветал» о факте ее сожительства втроем с Ольгой Судейкиной и Артуром Лурье) Сталин каким-то образом мог принять на свой счет — типично.

<���…> Иногда вдруг, отбросив тайны, она могла рассказать о себе очень откровенно. К сожалению, в последние годы жизни ее рассказы о себе обычно имели определенную цель, утверждение собственной концепции ее жизни <���…>.

Наталья РОСКИНА. «Как будто прощаюсь снова…» Стр. 528–529

Чем мог прельститься Бродский? Мог он не разгадать такие рассказы? Литературные разговоры она не любила. Ее гением? Гений — вот он весь передо мной, у листков книги нет двойного дна. Он прельстился просто жизнью — долгой, мелкой, но — осознающей себя.

…От эмигрантских старушек, которым очень хочется быть счастливыми соперницами такой женщины, как Аня. Но боюсь, что им ничего не поможет. Они останутся в предназначенной им неизвестности. А Аня — Ахматовой.

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 124

В последние годы А. А. создавала, творила свою легенду об Ахматовой, поэтому все свидетельства современников вставали ей поперек горла.

Михаил Кралин — Ирине Грэм.

Михаил КРАЛИН. Артур и Анна. Стр. 91

Она была беспощадна даже к нерукотворным, но жившим в «силовых полях» личности их «автора» воспоминаниям. Так, НЕНАПИСАННЫЕ мемуары Цветаевой об их встречах 41 года, Ахматова определила чеканной формулой «благоуханная легенда», явно предпочитая ей молчаливое забвение.

Ольга ФИГУРНОВА. De mеmоriа. Стр. 19–20

По счастью, существуют написанные и, увы, «зловонные» свидетельства ее исторических встреч.

Особым образом исправляла она в желательную сторону представления о себе <���…>: «У меня есть такой прием: я кладу рядом с человеком свою мысль, но незаметно. Через некоторое время он искренне убежден, что это ему самому в голову пришло».

Анатолии НАЙМАН. Рассказы о Анне. Ахматовой. Стр. 121

Весь образ великой Ахматовой создавался ею самой — ей было важно создавать не предание, а канонизированный, писаный образ. Для верности нужные формулировки она озвучивала сама. Поскольку ничего зазорного она не видела в многократном повторении одних и тех же пассажей (она-то ладно, но почему над этим не смеялись осчастливленные слушанием уже всем известных острот — ну прямо как на эстрадном концерте — современники?) — то говорила постоянно одно и то же по всем пунктам: величие, героизм, аристократичность и пр.

«Все поэты медиумичны». Мы сразу косимся в сторону Моцарта: он, Моцарт, недостоин сам себя, он только с трепетом держит в руках врученный ему дар. Что-то перепало и Анне Ахматовой. Она же — швырнула его назад Богу в лицо: мол, сама все.

Потому-то и считается неприличным слишком пристально изучать личную жизнь творцов: закройте на это глаза, читайте их книги, смотрите их картины. Ничему вас не научат ни их победы, ни их ошибки. Здесь не действует мизерный закон о копировании жестов. Я знавала одного студента, который от руки переписал «Братьев Карамазовых». Жизнь великого человека учит нас малому. Мне не было бы дела до расчетливости Анны Андреевны Ахматовой в ее желании произвести впечатление на вечность, если бы ее попытка не удалась. Она, к сожалению, удалась — ее имя с легкостью слетает с любых уст, решивших назвать имена — олицетворения достоинства, величия и прочих похвальных — но обязательно «нерукотворных» качеств. Мне довольно неприятно видеть, как кто-то из тщеславия слепил мертвого, но трудоспособного Голема, — и велит радостно чтить его как живого Геракла.

Похоже, что именно так она «кое-что положила» рядом с Никитой Струве (только он, если продолжать метафору, «не взял чужого»):«А правда ли, — обратилась она к нему, — что вы в Россию кому-то написали о моих воспоминаниях: «Je possède les feuillets du journal de Sapho?» (В моем распоряжении листки дневника Сафо) — «Никогда в жизни такого не писал». — «Ну вот, верь потом людям».

Анатолии НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 121

Такую банальность действительно можно написать только самому о себе и примерять, как шляпку.

Это был немножко «визит [в Италию] старой дамы»: ехала не Анна Андреевна — Анна Ахматова. Она должна была вести себя, и вела себя, как «Ахматова». Возвратившись, показывала фотографии <���…> — на заднем плане — античный бюст <���…>. Она комментировала: «Видите: он говорит: «Евтерпу — знаю. Сафо — знаю. Ахматова? — первый раз слышу». Сопоставление имен было существеннее самоиронии.

Анатолии НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 159

Почитать мемуары — эта сценка из античной жизни (наследница по прямой и т. д.) кочует от одного автора к другому. Даже если здесь она откровенно создает легенду (не «Мне говорили, что один античный бюст — я не могу его назвать — спрашивал про меня…») — но от частоты повторения только уже закоренелый ахматоненавистник не пустится в рассуждения сам: когда Анна Ахматова была на древней земле Сицилии, это было подобно какому-то вневременному форуму богоподобных поэтесс… и т. д.

Сравнение с Цветаевой по половому признаку ее раздражает, а с Сафо кажется в самый раз.

Мой предшественник П. Е. Щеголев <���…>.

Анна АХМАТОВА, т. 6. Стр. 274

Так говорит она о себе — чтобы все знали, в каком ряду надо упоминать ее имя, пустить эту цепочку в литературный оборот.

Я описываю прием, он понадобится в будущем — как только мы услышим: «говорят», «все говорят» — это значит, что распускает слухи Анна Андреевна.

Мне кажется, этим приемом она пользовалась, когда заявляла: «Считается, что в поэзии двадцатого века испанцы — боги, а русские — полубоги». Кем считается, на кого, как не на себя она ссылалась? <���…> И так же я воспринял ее слова, когда в Комарове съездил на велосипеде по ее поручению и, вернувшись, услышал: «Недаром кое-кто называет вас Гермесом». Никаких других «кое-кого», кроме нее, вокруг не было видно.