Михаил Черейский - Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка

Вода была не только теплая, но и замечательно прозрачная. В один из дней папа договорился с санаторным матросом-спасателем, мы на лодке пошли в живописную бухточку в паре километров от санатория, и там я поплавал метрах в ста от берега. Глубина была очень приличная, метров двадцать, а видно было каждый камешек и ракушку на дне, не говоря уже о морских звездах и серо-серебристых рыбах. Как не хотелось мне уезжать из этого замечательного места! Но начался учебный год, и у папы заканчивался его короткий отпуск. Так что пришлось нам сесть на местный поезд, и часа через четыре мы уже входили в свою воздвиженскую квартиру.

За годы войны папа стал профессиональным шофером, накрутил по фронтовым дорогам — в том числе ледовой Дороге жизни — десятки тысяч километров. И во время службы на Дальнем Востоке он постоянно был за рулем, хотя имел прикрепленного солдата-водителя. Этот солдат чаще всего сидел на правом сиденье, а машину вел папа. Эта его привычка даже отмечалась в качестве положительной черты в служебной характеристике. Машины были самые разные — ленд-лизовские «виллисы», «доджи», «форды» и «студебекеры», какой-то японский трофейный джип, наши газики и грузовые ЗИСы. Частенько ездили мы и на одном из немногих в городке частных автомобилей — сером «опель-капитане» доктора Шапиро, который водил так себе и охотно уступал руль папе. Но собственной машины у нас не было ни тогда, ни после, хотя возможности обзавестись ею периодически представлялись — об одной из них и пойдет рассказ.

Приходит как-то папа со службы в возбужденном состоянии и с порога сообщает нам с мамой, что мы покупаем машину и чтобы мама не смела возражать — дело уже решенное. Ну, маму подобными скоропалительными заявлениями на гоп-стоп не возьмешь, поэтому она возражать и не подумала — раз решенное, значит решенное. А вот я борщ с мозговой косточкой сварила — так косточку в кастрюле оставить или отдельно на тарелке подать с огурчиком, и я с тобой заодно рюмочку бы выпила… И через полчасика папа, размягченный любимым яством в сопровождении трех стопок «Зверобоя», спокойно рассказал кивающей в знак полного понимания и одобрения маме об удивительном предложении, от которого просто невозможно отказаться.

Оказывается, помимо «виллисов» и «доджей» на дивизионном складе с 1953 года хранились четыре новеньких американских автомобиля, вывезенные нашими летчиками из Кореи после окончания там войны. Как они к ним попали и для кого предназначались — дело прошлое, а сейчас получено указание эти нигде не числящиеся машины срочно оприходовать — и тут же списать с учетом возраста и нахождения в нерабочем состоянии. Что есть чистая правда, потому что их как привезли, так ни разу и не заводили. После чего реализовать желающим офицерам, а они уж их сами приведут в рабочее состояние (путем вставления и поворота ключа в замке зажигания) и поставят на обычный учет в ГАИ. Почему вдруг вспомнили об этих машинах и решили так с ними разделаться, вслух не говорилось. Но посвященные в подробности деликатной операции знали, что нашего командира дивизии переводят в Москву, и с собой он увезет самое шикарное из американских авто — темно-синий «бьюик». Будущие обладатели остальных автомобилей — «плимута», «крайслера» и «олдсмобиля» — были выбраны лично комдивом, причем папе, единственному майору в этой полковничьей компании, был предназначен сравнительно более скромный «олдсмо-биль» шоколадного цвета. Таким путем командир дивизии решил отметить его как бывшего автомобилиста, который предпочел колесам крылья.

Только я открыл рот, чтобы поинтересоваться числом цилиндров и мощностью двигателя нашего будущего лимузина, мама так на меня посмотрела, что я чуть было язык не прикусил. А мама принялась рассуждать о том, что в

Воздвиженке, конечно, на такой роскошной машине много не наездишь, и вообще нужно будет ее поставить куда-нибудь в укромное место подальше от завистливых взглядов и мальчишек-хулиганов, а то живо прямо на капоте неприличное слово гвоздем выцарапают, как на Шапирином «опеле». Но вот зато в Ленинграде, куда мы скоро вернемся — ну конечно же, ведь правда, Марик? — вот там ты будешь на ней на работу ездить. Представляешь, приехал — и все рты поразевали. И все начальство сразу лопнет от зависти, ведь такой шоколадный «олдсмобиль» наверняка будет один на весь город. И будут намекать, что неплохо бы их с секретаршами покатать, и попробуй откажи. Приедете за город — начнут выпивать и тебе наливать, а ты за рулем… Ну ничего, как-нибудь выкрутишься.

Смотрю, от таких маминых рассуждений папа что-то поскучнел и бутылку «Зверобоя» отодвинул, сидит, пальцами по столу барабанит. Да, говорит, с секретаршами точно будут просить покатать, еще и намекнут, чтобы вышел погулять полчасика подальше от машины. А позиция у меня вначале будет шаткая, к тому же беспартийный… Не расстраивайся, говорит мама, все равно на работу ты на нем ездить не сможешь. У нас на Аптекарском переулке ведь такого красавца на ночь не оставишь, соседский Юрка первым не удержится, угонит покататься. Придется где-то подальше от центра гараж подыскать. А пока до него доберешься, пока машину заведешь — быстрее на работу на трамвае съездить. Лучше всего на такой машине на дачу ездить, у нее наверняка и багажник большой. Жалко только, что дачи у нас нет — но, может, построим когда-нибудь… Тут и мне скучно стало, и я пошел спать. А утром за завтраком разговор вращался уже вокруг того, как бы от шоколадного «олдсмобиля» поделикатнее отказаться, чтобы комдива не обидеть. Не переживай, сказала мама, я все устрою в лучшем виде. И как только папа уехал к себе на «вышку», сразу позвонила комдивской супруге и завела разговор о последнем ленинградском «Журнале мод» — все приталенное, вы себе представляете, ужас какой-то! Прямо всю ночь не могла уснуть, а тут еще Марк со своим этим «фордом» или как там его. Меня ведь от езды в машине мутит, и чем рессоры мягче — тем хуже. Значит, будет один на ней гонять, начнут к нему эти ленинградские фифы цепляться, то одну подвези, то другую… А у него характер мягкий, и мужчина еще в цвете лет, разве они о семье и о детях подумают, ой — сейчас расплачусь… Проникшаяся чувствами комдивша обещала сегодня же поговорить с супругом и приложить все усилия для спасения нашей семьи от будущих фифиных посягательств.

Так мы остались без «олдсмобиля», чему поначалу все были рады — кроме меня. А потом папа не раз пожалел, что не стал тогда автолюбителем. Наверняка американскую машину удалось бы без проблем поменять в Ленинграде на «Победу», а ту потом на двадцать первую «Волгу». Так и до «Жигулей» бы добрались лет через двадцать, и все эти годы были бы на колесах. Оптимистическая же моя мама утверждала, что что ни делается — все к лучшему! И в аварии мы не попадали, и не задавили никого, и от фиф Бог миловал.