Игорь Масленников - Бейкер-стрит на Петроградской

Увы, можно было обижаться на хамский тон, но сам вопрос был задан небезосновательно. Никто не мог бы сказать, что это фильм о рабочем классе. Это был фильм об одиноком и больном человеке.

Лида Алешина, которая пообещала ему «фильм о рабочем», почуяв беду, незадолго до сдачи ушла в отпуск. Исчезла, не сказав никому ни слова. Другие молчали. Аморальность и беззаконие, которые теперь правили бал на телевизионной студии, до неузнаваемости изменили тип поведения в подобных ситуациях. Мои бывшие товарищи по литдрамредакции отводили глаза…

А на «Ленфильме» царил такой же «ледниковый период», новостей для меня не было никаких. И то хорошо, что я был чем-то занят, выдумывал, снимал, монтировал… и, слава богу, получал зарплату.

Марков дал «Лету в Бережках» третью категорию. Вскоре его сняли с работы. Кадровая чехарда была особенностью периода застоя.

Насмотревшись на режиссёрских курсах иностранного кино, я душой более всего прикипел к американским политическим остросюжетным фильмам. «Мистер Смит едет в Вашингтон» Фрэнка Капры, «Кандидат» Майкла Ричи, «Правящий класс» Уильяма Медока — фильмы, вызвавшие не только мое восхищение, но и страстное желание работать в этом жанре. Видимо, журналистская закваска хрущевских времен еще не выветрилась из головы.

И тут удача!

Заместитель директора «Ленфильма» Игорь Каракоз — мой товарищ по университету и по работе на телевидении — неожиданно вызвал меня к себе в кабинет.

— Вот прочти… — он протянул мне толстую папку с надписью «Целина». — Только что вернули из Госкино…

— Зачем же читать, если вернули?

— Со сценарием работал Резо Эсадзе… Они ему не доверяют.

— А мне разве доверяют?

— Тебя они мало знают. Ты «детский» режиссёр. Прочти… Попробуем сделать ещё один заход… Это Головань тебя придумала.

— А кто автор?

— В «Новом мире» печатается… «Русский хлеб» читал?

— Черниченко?! — изумился я.

Ленинградская очеркистка Ирина Павловна Головань была человеком известным и уважаемым в городе на Неве. Почти тридцать лет она проработала главным редактором киностудии «Ленфильм» — до Хрущёва, при Хрущёве, после Хрущёва, но уже недолго. Мужественно отстаивала либеральные позиции ленинградской интеллигенции, которую постоянно упрекали если не во враждебности, то в мелкотемье.

«Мелкотемье» было клеймом и знаменем нашей студии!

И тут вдруг такой замах! Политическое кино — моя мечта времён режиссёрских курсов начала сбываться.

Ещё в середине 1950-х, окончив Московский университет, мой ровесник, молодой журналист Юрий Черниченко отправился на целину. И в сценарии он со всей возможной откровенностью и беспощадностью описывал обстоятельства освоения этой целины: писал о человеческих потерях, о пресловутых «чёрных бурях», когда земля вставала стеной и улетала за сотни километров. Жёсткий, правдивый сценарий о гиганской авантюре в государственном масштабе. Это была смелая политическая позиция.

Я поехал в Москву.

Юрий Дмитриевич жил на Воробьёвых горах в небольшой квартирке в блочном доме. Курить и обсуждать сценарий мы ходили на проспект Косыгина мимо жилых правительственных коттеджей, вниз асфальтовыми дорожками к Москве-реке.

Он часто раскланивался с местными знакомыми. Те выгуливали породистых собак. Запомнился академик-химик, нобелевский лауреат Николай Николаевич Семёнов, выводивший английского сеттера.

Если мы встречали его утром, он говорил:

— Идём читать утренние газеты… (Имелось в виду обнюхивание всех углов.)

Если мы встречали их вечером, он с серьёзным видом сообщал:

— Идём читать «Вечернюю Москву»…

Черниченко был страстным и стойким борцом и радетелем за советское, русское крестьянство. Вся его публицистика была пронизана острым состраданием к нему. И в своём сценарии он не мог отступить от этой позиции. Нам предстояло при помощи эзопова языка хоть как-то завуалировать какие-то уж вовсе крамольные смыслы, заложенные в сценарии. Владение эзоповым языком было обязательно для любого творческого человека в то время — куда более обязательно, нежели нынче владеть беглым английским! Но беда в том, что мы оба — и Черниченко, и я — были совсем не по этому делу. И потому этот этап работы проходил с мучениями.

Тем не менее наш вариант сценария во второй раз успешно прошел Ленинградский обком, которому «Ленфильм» обязан был показывать все сценарии перед отправкой их в Москву.

А в Госкино сценарий застрял капитально. И тогда доброжелатели нам тихо посоветовали забыть об этой затее. Окольными путями мы узнали, что сценарий наш никогда не будет разрешён, ведь у власти уже стоял Брежнев, который именно во времена освоения целины был первым секретарем ЦК Казахстана.

— Баста! — сказал я себе. — Никакой конъюнктуры, никакой политики и «злободневности», никаких заказов и памфлетов! Буду делать только то, что мне близко и по-человечески интересно.

— И что же вам, Игорь, интересно? — спросила меня главный редактор объединения Фрижетта Гукасян, когда я вернулся из Москвы после поражения с «Целиной» и заявил о своём решении заниматься «мелкотемьем».

— Детских сценариев пока нет, — добавила Фрижа. — Козинцев говорил, что вы любите автомобили… «Волгу», например…

— Очень… — выдавил я из себя.

— В таком случае посмотрите вот это…

Фрижетта Гургеновна вынула из своего стола сшитую рукопись, на обложке которой стояло название «Мы с автомобильного».

Сценарий Иосифа Ольшанского и его жены Натальи Рудневой был ужасен! Но он уже стоял в плане 1971 года с моей фамилией как реализатора.

Эти два московских интеллигента решительно ничего не понимали в жизни автомобилистов вообще (да и сидели ли они когда-нибудь за рулём?) и спортсменов-раллистов в частности. Я потребовал специалиста. Им стал журналист Юлий Клеманов, написавший книжку «Москвичи на „Москвичах"».

После поражения с «Целиной», за которую болела вся студия, «Ленфильм» решил тряхнуть стариной — для автомобильного фильма определили в производственном плане — ШИРОКИЙ ФОРМАТ (Panavision)! Оператором в картину я пригласил Володю Васильева, с которым мы до того снимали «Завтра, третьего апреля».

Первый сюрприз ожидал меня после общения со знатоком ралли Юлием Клемановым. Оказалось, что этот вид автомобильного спорта — самый некиногеничный. Никаких видимых схваток на обгонах, никаких эффектных групповых стартов. Каждый экипаж, состоящий из водителя и штурмана, едет своей дорожкой, набирает очки, отдельно проходит скоростные участки, а в результате все суммируется и объявляется победитель. Как это показать?