Ольга Аросева - Прожившая дважды

4. Организовать в Париже художественный литературный журнал на французском языке, доступный по цене широким массам. „СССР на стройке“ стоит в Париже четырнадцать франков, тогда как самый дорогой роскошный буржуазный журнал стоит пять франков. Кроме того, размер его так велик, что рабочие стесняются его проносить на заводы. То же относится и к непомерно дорогим ценам на наши русские книги и издания. Калькуляция „Международной книги“ — недальновидная калькуляция.

5. Создать в Париже, Лондоне, Праге постоянные центры художественной пропаганды (лекции, доклады). Может быть, эти центры должны быть институтами по изучению культуры и языка СССР, по примеру французского института в Праге.

6. Обратить особенное внимание на нашу кинохронику и на ее широкие возможности показа нашей страны.

7. Обратить ОСОБЕННОЕ ВНИМАНИЕ на наше культурно-художественное представительство на Парижской выставке.

Для Парижской выставки я вношу предложения:

А/ Немедленно приступить к подбору художественных антологий и романов советской литературы для перевода на французский язык и изданию. Если мы опубликуем к парижской выставке хотя бы десяток хороших книг на французском языке, это будет уже большое дело.

Б/ Подготовить для выставки салон советской графики (которая у нас несравненно выше, чем за границей), плакатов, живописи и скульптуры.

В/ Показать кроме великорусской украинскую, грузинскую оперы и еврейский театр.

Г/ Показать народное творчество СССР — песни, пляски, народных поэтов.

Д/ С особенным вниманием и размахом подобрать отдел о воспитании ребенка. Не засушить диаграммами. Дать макеты детских яслей, детских домов, пионерских лагерей. Собрать со всей страны выставку детского творчества: рисунков, игрушек, техники, детских журналов и прочего.

Простите, дорогой Иосиф Виссарионович, что я затрудняю Ваше внимание письмом, но я не мог не сообщить Вам то, что думаю обо всем этом.

С глубоким уважением

Москва».

Видел сегодня Бык. Осунулась. В ее семье двое арестованы. Она смотрит на мир уже непонимающими глазами. У нее выражение другой женщины.

Телефонировал Ежову. Не принимает.

Телефонировал Ив. Ив. Мирошникову [207] И. И. Мирошников — третий управделами Совнаркома. о разрешении жене быть еще несколько дней в доме отдыха — отказал. Говорит, что ему запретил Чубарь. Секретарь же Чубаря говорил мне, что тот отдал на решение Ив. Ив-чу. Кто врет?

Ширвиндт [208] С. Л. Ширвиндт — инспектор погранвойск НКВД СССР. болтал, что аресты теперь с разрешения прокурора и что в тюрьмах сидят только под следствием, а потом — на принудительные работы. Предположение — большое строительство.

За всей этой ежедневной сутолокой, однообразной и неинтересной, меня донимает мысль, что такое смерть и что такое сознание людей. Как-то жутко, что Горький уже не живет. Буду заниматься этой проблемой, мыслить ведь можно везде и при всех обстоятельствах. Мысль — самый интимный друг.

Вечер. Только что вернулись с прогулки. Смотрели, как падают звезды и горит чья-то изба в соседней деревне большим пламенем.

Получил от дочерей, Лены и Оли, письмо из Крыма. Много любви и ко мне, и к их собственной пробуждающейся жизни, и к их брату Мите.

В городе видел, как летел над Москвой аппарат Чкалова АНТ-2, сопровождаемый небольшими эскадрильями.

Неприятный разговор со швейцаркой (няней Мити). Пришлось ей отказать и отправить ее домой.

Долго говорили с архитектором о плане постройки дачи, торговались. Архитектор и инженер — маклачат.

В ЦК, когда был у Анчарова [209] Зам. зав. отделом ЦК. , встретил драматурга Афиногенова. Он пишет пьесу об окт[ябрьском] перевороте. Радек говорил ему, что я до жути точно копирую голос Ленина, Афиногенов просит, чтоб я инструктировал Художественный театр (артистов). Хорошо. А не начать ли играть самому?

По должности — неприятности с перемещениями людей.

Вчера был вечерний прием у меня: негр, депутат-англичанин, его друг художник.

Вечер. Гера возмущается, что я пишу. Не переставая, укоряет меня, а мне нужно, необходимо писать. Строки эти — моя лаборатория мысли.

Мысль всех моих мыслей — это мысль о смерти. Она диктует мне мои дневниковые записи. Она творит рассказы, романы. Она — госпожа моих дум. Мне хочется проникнуть в тайну небытия. Сознание мое долговечнее тела. Оно борется за то, чтоб тело возвысить до себя. А вместо большой мыслительной работы — у меня какая-то «вермишель» мелких и ненужных дел. Как жаль мне мою собственную жизнь!

Не знаю, много ли осталось мне, но со всей энергией я решил порвать с такой жизнью. Теперь жду, что ответит мне Сталин и как поможет Клим. Письмо к Сталину я отправил, в адрес Вячи тоже. Боюсь, что это его рассердит. А что мне было делать?

Время, в которое мы живем, исключительно жуткое. Никто никому не верит и даже самый принцип необходимости доверия пошатнулся. Доверие пытаются заменить деляческой ловкостью. Все друг друга боятся, все смотрят исподлобья. О главном не говорят.

Английский юрист Притт написал мне письмо — просится осмотреть тюрьмы. Он знает, что за последнее время произошло много арестов.

Дорогой с дачи до Москвы думал, как излить, написать, изобразить все те сложные думы и переживания, которые по павловскому закону условных рефлексов возникают и живут в моем внутреннем мире.

Правда, что расстояние от мысли до слова велико, но слова бывают двух родов: писаные и высказанные. У некоторых людей расстояние между мыслью и высказываемым словом больше, чем между мыслью и написанным. У других — наоборот, у третьих — одинаково далеко или одинаково близко (но никогда не равно нулю, следовательно, никогда слово не совпадает с мыслью, а тем более с переживанием). Однако мы стремимся выразить мысль словом.

У меня, кажется, расстояние между мыслью и высказанным словом меньше, чем между мыслью и писаным словом, поэтому я устно точнее передаю свои думы, чем письменно. Часто ощущаю и даже вроде бы слышу, как слагается во мне какой-либо образ, но воспроизвести его страшно трудно.

На моих глазах история сделала большие зигзаги. Революционеры стали реакционерами. Меня иногда бросает в жар от желания дать картину такого падения. И в мыслях получается захватывающая картина, как у Достоевского, но на бумаге трудно изложить.

19, 20, 21 и сегодня все время под впечатлением дела Каменева, Зиновьева и других. В русском революционном движении наряду с чистейшими идеалистами были всегда бесы. Дегаев [210] С. П. Дегаев — народоволец, стал провокатором. Эмигрировал в США. — бес, Нечаев [211] С. Г. Нечаев — провокатор, приговорен к двадцати годам каторги, умер в заключении. — бес, Малиновский [212] Р. В. Малиновский — член ЦК РСДРП, стал провокатором. Расстрелян. — бес, Богров [213] Д. Г. Богров — анархист, убийца П. А. Столыпина. Приговорен к смертной казни. — бес. Каменев, Зиновьев, Троцкий — бесы. У них больная мораль. У них дыра как раз в том месте, где должен быть моральный стержень.