Игорь Крупеников - Вильямс

Петровка снова становится объектом реакционных нападок, ее именуют «гнездом красных». Пополиция устанавливает специальный надзор не только за студентами, но и за теми профессорами, которые именовались «красными». Для этого начальником Петровско-Разумовского полицейского участка был назначен, так сказать, «идейный», убежденный пристав Строев, имевший университетское образование. Его университетские познания должны были ему помочь в раскрытии крамольных мыслей Вильямса, Демьянова, Ростовцева, Кулагина, Федорова и других «опасных» профессоров.

Московские черносотенцы, в свою очередь, тоже решили предпринять соответствующие «меры» против Петровки. «Черносотенцы открыто избивали и убивали при содействии полиции передовых рабочих, революционеров из интеллигенции, студентов, поджигали и расстреливали митинги и собрания граждан» [19] «История ВКП(б). Краткий курс», стр. 75. .

Союз Михаила Архангела создал одну из своих банд недалеко от Петровки, у Бутырского хутора. Эта банда грозила спалить Петровку и перебить всех «красных». Но она не решилась осуществить свою угрозу, потому что по призыву большевистской группы в Петровке была создана осенью 1905 года боевая дружина. Ее созданию помогал и Вильямс. Среди руководителей и членов дружины были многие его ученики — Букинич, Фанталов и другие. Члены дружины раздобыли оружие в московских революционных организациях. Студентам было опасно ходить в город, и тем, которые отправлялись туда, нужны были надежные явки, где можно было бы спрятаться от преследования полиций или черной сотни. И профессор Вильямс дал своим студентам несколько таких явок — квартиру своего брата, Владимира Робертовича, работавшего и жившего в здании Политехнического музея, и особенно ценную для студентов, отправлявшихся в типографию у Страстного монастыря за революционной литературой, квартиру вдовы своего большого друга профессора Вернера, жившей в Рахмановском переулке. Оружие доставлял, кроме студентов, один из служителей общежития, Нефед Митин, надежный человек, верный помощник дружинников.

Дружина установила дежурства: боевые посты, расположенные в нескольких пунктах на территории Петровки, несли круглосуточную вахту. Боевая дружина не дала в обиду ни своего института, ни своих любимых профессоров.

Но она не ограничивалась охраной Петровки. Дружина принимала участие й в целом ряде общемосковских революционных выступлений.

Она участвовала в организованной охране грандиозной двухсоттысячной траурной демонстрации, двигавшейся за гробом московского большевика Николая Баумана, убитого черносотенцами 31 (18) октября 1905 года.

Члены дружины вместе с рабочими трамвайного парка приняли участие в освобождении политзаключенных из Бутырской тюрьмы. Когда дружинники спилили на Новослободской телеграфный столб и начали им таранить ворота тюрьмы, над воротами показалась голова перепуганного полковника Джунковского. Он вступил в переговоры с осаждающими и вынужден был, под угрозой продолжения осады, освободить политзаключенных.

Это были дни нарастающего подъема революции, дни всеобщей стачки и подготовки к восстанию.

Но как только героическое восстание московских рабочих было подавлено, положение в Петровке резко изменилось. В руки Строева попали списки членов дружины. Им грозила полицейская расправа; в двадцатых числах декабря членами дружины было принято решение рассеяться по стране, чтобы уйти от преследований. Но это нелегко было сделать: у студентов не имелось никаких средств ни на проезд, ни на одежду, на улице стояли морозы, а в студенческих шинелях, понятно, никуда нельзя было показаться.

И тут на помощь дружинникам пришли передовые профессора Петровки и прежде всего Вильямс. Некоторым из дружинников он дал свои деньги, а некоторых обеспечил ссудой из общества вспомоществования нуждающимся студентам. Один из учеников Вильямса до сих пор хранит пожелтевшую копию своего прошения в это общество:

«Нуждаясь в 25 рублях для отъезда на практику в Муромское земство, имею честь покорнейше просить Комитет выдать мне ссуду сказанного размера, которую я обязуюсь возвратить по приезде с практики в октябре 1906 года.

Поручитель — профессор В. Р. Вильямс.

Местожительство — почтовый адрес родителей:

г. Муром…

1905 год, декабря 20».

Этот любопытный документ был написан студентом Сергеем Фанталовым по совету Вильямса. Здесь что ни слово, то неправда. Студент пишет, что он едет в декабре месяце на практику, хотя в это время года на практику никогда не ездили, и собирается вернуться с нее через десять месяцев — небывало долгий срок. Студент пишет, что едет в Муром, хотя, по совету своего профессора, отправляется на самом деле в Нижний Новгород.

Но поручитель — член правления общества вспомоществования — скрепляет прошение своей подписью и помогает дружиннику не только получить ссуду на дорогу, но и замести свои следы.

Эта деятельная помощь Вильямса и других передовых профессоров — Ростовцева, Демьянова — дала возможность дружинникам разъехаться в первые же дни после подавления декабрьского восстания.

И сделано это было как нельзя более своевременно.

То, чего не осмелились сделать черносотенцы, решил осуществить московский генерал-губернатор Дубасов. 23 декабря 1905 года в Петровку были двинуты крупные полицейские силы и воинские части. Территория Петровско-Разумовского выглядела, как военный лагерь, устроенный неприятелем на захваченной им земле.

На главный корпус и на здание студенческого общежития были направлены пушки, на всех перекрестках разместились военные посты драгун Екатеринославского полка, входы и выходы охранялись полицейскими, и весь парк был наводнен шпиками — «лицами неизвестных профессий в штатском платье», — как писала об этом в своем коллективном протесте группа профессоров Петровки. Здесь же, в парке, разместились походные кухни и обоз, — казалось, что военные действия рассчитаны на долгий срок.

После того как войска и полиция оцепили всю институтскую усадьбу, был дан приказ приступить к повальному обыску. Командовавший этой «военной операцией» офицер отказался предъявить директору письменное предписание на производство обыска; он показал рукой на более солидный аргумент — на орудия, окруженные артиллерийской прислугой, и заявил:

— Обыск будет обязательно произведен; в случае же какого-либо сопротивления будут лущены в действие пушки. Предлагаю вам объявить это немедленно всем живущим в усадьбе института.

И начался повальный обыск.

Предоставим слово его очевидцам — группе профессоров.

«23 сего декабря, — писали они в своем протесте, сохранившемся в делах Петровки, — Московский сельскохозяйственный институт переживал факт, невиданный до сего времени в истории русских высших учебных заведений в самые темные времена русской жизни. Учебно-вспомогательные учреждения института, кабинеты, лаборатории, студенческое общежитие, квартиры профессоров, ассистентов и даже квартира директора подверглись обыску. На здание института были направлены пушки, которые угрожали при малейшем сопротивлении обыску разрушить то, что было создано в течение сорокалетнего существования высшей агрономической школы в Петровско-Разумовском.