Иулиания Шмеман - Моя жизнь с отцом Александром

Я хочу рассказать об одном забавном случае из того времени. Как я уже писала, мы с сестрой вели несколько уроков в школе в Г)эанвиле. Я преподавала шестиклассникам французскую грамматику (они знали значительно меньше меня) и геологию (!). Сама я мало что знала о геологии и потому старалась точно следовать учебнику, прочитывая новую главу перед тем, как выходить к ученикам. Однажды я храбро решилась на проведение лабораторного эксперимента, хотела показать реакцию кальция (был ли это кальций? или просто мел?) на уксус. «Смотрите, дети, сейчас он будет пузыриться, потому что кислота…». Но ничего не произошло, никаких пузырей! Это была первая в моей педагогической карьере попытка быстро найти выход из безвыходного положения: «Ага! А вы подумали, что сейчас появятся пузыри!..»

Вскоре после того, как я сдала экзамены на последний бакалавриат, мы переехали из Гранвиля обратно в Кламар. Мне исполнилось семнадцать, и через два дня после дня рождения я встретила Александра. И дальше мы шли по жизни вместе: учились, развивались, любили, жили полной жизнью…

Позже, когда мы уже «встречались», совершенно неожиданно мне сделал предложение близкий друг кардинала Жана Даниэлу (сын директрисы коллежа св. Марии, где я училась). Заметив меня на школьном благотворительном базаре, где я что — то продавала, он решил, что хочет на мне жениться sans dote! [ [10] без приданого (фр.). ] Об этом предложении написала моей матери в официальном письме его мать. Моя мать ответила ей, что сердце ее дочери уже занято. И все! Мне было восемнадцать, и я была очень польщена и даже удивлена, что мои родители признали Александра как серьезного претендента на мою руку. Ведь ему было всего двадцать лет!

Мы с Александром совершенно не сомневались, что всегда будем вместе. Мы не говорили об этом, просто знали. Время это в Париже было особым. Шла война, планов на будущее никто не строил, жили только настоящим. Реальным был этот день, теперь, сейчас — и ничего другого. А для молодых людей это так и в обычное время. На каждые выходные Александр приезжал в Кламар, в воскресенье вечером уезжал обратно в Париж, а в понедельник писал мне пневматическое письмо [ [11] Пневматическая почта — система перемещения различных грузов под действием сжатого или, наоборот, разреженного воздуха. Закрытые капсулы (контейнеры) перемещаются по системе трубопроводов, перенося внутри себя нетяжёлые грузы, документы. Пневматическая почта как средство быстрой почтовой связи была изобретена в начале XIX века. В середине XIX столетия она уже была распространена в Лондоне, Берлине и Париже. — Прим. перев. ]. Я храню эти письма до сего дня!

Мы оба записались на курс по искусству, который читал один раз в неделю знаменитый профессор Владимир Васильевич Вейдде. Сделали мы это для того, чтобы иметь возможность лишний раз побыть вместе, но для нас обоих этот курс оказался настоящим окном в мир искусства, о котором я знала очень мало. Я до сих пор помню рассказы Владимира Васильевича о портрете мальчика с виноградной кистью Мурильо (Лондонская национальная галерея) и о других картинах, об истории и эволюции искусства и т. п. Мы впервые близко познакомились с миром красоты, вошли в его радость и праздничность. Ну и, конечно, было очень приятно побыть вместе среди недели!

В течение двух лет мы часто встречались. Я занималась филологией на университетских курсах коллежа св. Марии и в Парижском университете, где учила греческий, латынь, филологию и французскую литературу. Александр был студентом Св. — Сергиевского богословского института. Ему только что исполнился двадцать один год, а мне было почти девятнадцать. Мы оба были бедными студентами, без работы, всегда немного голодными, но беззаботными и веселыми.

Трудно сейчас в это поверить, но в один прекрасный день моя будущая свекровь села на метро, потом на автобус — и неожиданно появилась на пороге дома моих родителей в Кламаре. Ни Александр, ни я ничего об этом не знали. Самым традиционным и старомодным образом она попросила моей руки для своего сына. Моего отца не нужно было убеждать в том, что действительно пришло время для нашей свадьбы. Мы «встречались» уже два года, наши школьные занятия страдали. Нам обоим пора было уже вести нормальную жизнь. Я не знаю подробностей той встречи, знаю только, что сразу же все было решено, даже выбрали день свадьбы и место (собор св. Александра Невского). Я была у Александра, когда вернулась его мать и объявила, слегка покраснев, что мы официально обручены. Александру следовало немедленно ехать в Кламар, и он ужасно волновался. И причины для волнения у него были! Мой дорогой отец не собирался так просто отдать ему свою дочь. Я ждала на кухне, пока отец целый час объяснял Александру, как ему повезло заполучить такое сокровище, как я, что он должен постоянно мне поклоняться и помнить об ответственности и обязанностях мужа и т. д. Александру еще не было и двадцати одного года!

И с этого момента и до самой свадьбы три месяца спустя все приготовления и планы взяли на себя моя свекровь и мой отец. Гражданский брак мы оформили за неделю до венчания. Накануне венчания моя мать захотела в первый раз примерить на меня фату. Я не хотела, но мама настояла, и я до сих пор помню, как посмотрела на себя в зеркало, увидела стоявшего за мной отца и полностью осознала происходящее. Я разрыдалась, чем ужасно напугала родителей, которые не поняли, что только сейчас я полностью поняла всю серьезность этого события.

31 января 1943 года мы обвенчались в парижском соборе св. Александра Невского. Пел прекрасный хор, пришло очень много гостей; друзья, родственники — все радовались, видя, как мы молоды и как полны надежд.

Не могу удержаться, чтобы не рассказать немного о своем свадебном платье. Одна из моих тетушек, княгиня Мария Трубецкая, шила платья высокой моды и предложила в качестве подарка сшить мне подвенечный наряд. Она надела шикарную старую шубу (местами немного полысевшую) и повела меня в магазин высокой моды (Дом «Пату»! [ [12] Пату, Жан (1880–1936) — французский кутюрье. В 1919 открыл в Париже Дом высокой моды. После смерти Ж. Пату коллекции для Дома «Пату» создавали М. Боан, Ж. Пипар, К.Лагерфельд, М.ГЪма, А.Тарлацци, Р. Гонзалес, К.Лакруа. — Прим. Перев. ]). Пока я примеряла одно за другим подвенечные платья, умирая от стыда за мое поношенное и немодное белье, тетя быстро записывала размеры и детали моделей. И через месяц у меня было настоящее haute couture свадебное платье! Много позже моя мать шила из него платьица моему первому ребенку, Анне, а фата превратилась в занавески для нашей спальни.

Машину найти не удалось, и мой отец нанял карету, запряженную лошадьми, в которой я и отправилась из Кламара в церковь на рю Дарю. Дорога заняла почти два часа. День был очень холодным, ветреным и серым, быстрые облака сопровождали нас до самого Парижа. Помню, как дома родители благословили меня иконой Богородицы, как моя мать прикрепила фату диадемой из флердоранжа [ [13] Флер д'оранж (фр. Fleurs d'orange) — цветы померанцевого дерева, символ девичьей невинности. — Прим перев ] — традиционных цветов невесты, помню, как приехала в церковь и медленно поднялась по ступеням. А в самой церкви знаменитый хор Афонского загремел приветственным песнопением: «Гряди, гряди, голубице…». Служили три священника в белоснежных облачениях, горели свечи. Потрясающее венчание!