Дневник библиотекаря Хильдегарт

***

— Так вот, об американцах и правилах. Мне Мэтью рассказывал один случай. Он тогда в посольстве работал. А там ведь знаешь как, в посольстве? Рабочий день заканчивается в шесть, и всем надо быстро выметаться. Задерживаться после работы нельзя, для этого нужно специальное разрешение. А если разрешения нет, а ты всё торчишь, как дурак, в своём офисе, приходит морпех с автоматом и деликатненько так, подталкивая дулом в спину, тебя выпроваживает. То есть, это по инструкции он должен выпроваживать. И вот этот американец, Мэтью, он мне рассказывал, как однажды в посольство приехал какой-то Новый Чиновник. То ли атташе по культуре, то ли ещё кто-то, не помню. И вот, рабочий день закончился, этот Новый Чиновник выходит из здания и видит, что внизу, в полуподвальном помещении, кто-то свет забыл потушить. Ну, он говорит Мэтью: гляди, мол, непорядок какой, надо пойти всё выключить. Спускаются они в подвал – и что же видят? Там и вправду свет горит, стол накрыт, водка стоит, консервы рыбные.. и сидят двое или трое американцев из посольских, с ними – двое или трое русских, тоже сотрудники, и ещё – те самые морпехи, которым поручено следить, чтобы после шести никого в здании посольства не было. Сидят так вдумчиво, степенно, медитативно даже, пьют потихоньку водочку, все такие серьёзные и возвышенные… и даже не разговаривают ни о чём, просто медитируют каждый о своём и этим делом запивают. У Нового Чиновника просто челюсть отпала. А они его увидели, молча ему на свободный стул показывают – садись, типа, не стой столбом – и наливают и ему тоже. Потом один пехотинец говорит так задумчиво: мало водки, говорит. Надо бы добавить. Jesho po chut-chut – i vse! А другой говорит: а давайте сейчас кто-нибудь высунет руку из окна… - а там такие окна, Мэтью говорил, низкие совсем, на уровне мостовой, и с решётками, – так вот, давайте, говорит, кто-нибудь руку высунет, схватит за ногу первого попавшегося прохожего и попросит: muzik, bud drugom, sbegai za paroi butylok cherez dorogu! Мэтью говорил мне: жалко, что они этот план не осуществили. Я, говорит, хотел бы посмотреть, какое лицо было бы у этого мужика…

Нет, это всё правда было, я тебе клянусь! Думаешь, это из какого-то дурацкого кино, типа «Особенностей национальной рыбалки»? Нет, всё на самом деле было, по правде. Этот Новый Чиновник на следующий день побежал к Начальнику жаловаться, а Начальник – тоже американец, кстати – велел ему про этот случай забыть и не поднимать шума по пустякам. Типа, не было ничего такого, и всё. Не было, потому что не могло быть. Конечно, Новый Чиновник так сразу не успокоился и всё пытался ещё эту злостную компанию где-нибудь застукать… в неподходящее время и в неподходящем месте. Но так и не смог. И в конце концов понял, что и вправду ничего не было…

Нет, я понимаю, что говорю сейчас жуткие банальности, просто жуткие! Русские – водка – беспорядок – смысл жизни! Но ведь речь же не о водке как таковой! А о том, что люди пожили здесь немножко и поняли: нельзя становиться рабами выдуманных правил и распорядков, иначе они тебя высушат и раздавят, как муху в гербарии. Жизнь – она такая, её в распорядок всё равно до конца не упихаешь. А если и упихаешь, то искалечишь на фиг так, что потом не выправишь. Как раньше китаянки себе ноги бинтовали, чтобы остановить рост ступни. От этого же дико ноги калечились, просто дико! Пальцы живьём отваливались, пятка вся искривлялась… Зато всё было по канонам. Некоторые и с жизнью своей такое же пытаются сделать. А зачем? Не понимаю, хоть ты тресни!

Нет, в неподчинении правилам тоже надо меру знать, конечно. Иначе можно стать рабом беспорядка. Это запросто. Знаешь, он когда выходит из-под контроля – это такой триллер! Можно я, кстати, сегодня у тебя переночую? А то на кухню к себе я просто уже боюсь заходить. Мне кажется, в этих банках немытых на подоконнике уже какой-то гомункулус вывелся. Правда-правда. Я даже слышу, как он там кашляет и песни пробует петь. По-моему, «Варшавянку» он там поёт… И в холодильник лазает по ночам. Ну, какой домовой, ты что? Что я, домового по голосу не узнаю, что ли? Ага, легко тебе говорить – «выброси все банки»! Вот приезжай ко мне завтра и сама выбрасывай, если ты такая храбрая!

Уходя из дома, я поставила квартиру на охрану.

— Пароль – «Донецк», - сообщил сонный пультовой голос.

Донецк, сказала я себе. Как бы запомнить? Донецк. Там добывают уголь. И там тоже жарко. Хотя очень может быть, что как раз сейчас там очень даже прохладно. Дует ветер и идёт серебряный дождь в мелкую косую клетку. И зеленеет налитая влагой трава. Господи, как же там хорошо.

Проталкиваясь через знойный воздух, я шла по улице и думала о том, что вечром мне придётся идти на день рожденья к Леночке-Акунистке. Эта мысль не наполняла меня воодушевлением. Не потому, что я не люблю Леночку – я очень её люблю. Но всё дело в том, что её муж, Мишенька, умеет простужаться в любую погоду, страшно боится сквозняков, и оттого в их квартире никогда не расклеивают окна. Так они и остаются круглый год, глухо запертые, законопаченные поролоном и задёрнутые шторами. Правда, в гостиной, в одном из дальних окон есть крохотная, застенчивая форточка. Но какой ветер может протиснуться в такую форточку? Только самый худенький, беспомощный и недужный, которого даже Мишенька не боится.

Их так и зовут с институтских времён – Леночка и Мишенька. В этом нет ни капли сюсюканья или умилительности, как нет ни капли инфантилизма в их неизменной добросердечной ребячливости. Просто им так идёт.

В дорогой букинистической лавке я купила для Леночки «Повесть о Гэндзи». Хотела ещё купить старинную открытку с кем-нибудь, похожим на Фандорина, но не нашла ничего подходящего и купила открытку с Эролом Флинном в роли капитана Блада. Это ничего, это тоже подойдёт. Капитан Блад – первое серьёзное увлечение Леночки, а первая любовь, как известно, не ржавеет. Я подозреваю, что Фандорин для неё – реинкарнация капитана Блада: такой же голубоглазый брюнет без страха и упрёка, удачливый и неустрашимый снаружи, но трепетный и закомплексованный внутри, бесцеремонный и нагловатый по отношению к начальству, невообразимо галантный и серьёзный по отношению к дамам, к тому же фат, позёр, любитель хорошо одеться и пустить пыль в глаза. Поэтому я осталась довольна выбором; завернула капитана Блада в тоненькую рисовую бумажку, вложила его между страниц первого тома «Повести о Гэндзи» и подумала о том, что ещё надо бы купить Леночке духи.

В парфюмерном магазине колыхались зной и красноватый, пугающий полумрак. Я выбрала для Леночки духи «Кузнецкий мост». Полагаю, что её больше бы обрадовали духи «Хитровский рынок», но таких в магазине не отказалось – продавщица сказала, что ещё два дня назад раскупили последнюю партию. Кроме меня, в магазине почти не было покупателей. Полноватая дама в тельняшке сосредоточенно обнюхивала каждый флакон, вздыхала, морщилась, крякала, как от опрокинутой разом стопки, и мотала головой. Её маленькая дочка подпрыгивала рядом и тоже тянулась к полкам с флаконами.