Дневник библиотекаря Хильдегарт

Ещё немножко Вавилонской хроники

Читатели Огнев и Огнева были приглашены в кабинет заведующей для выяснения, чем они занимаются в б-ке. Были проверены все к/л, на к/л нет записей, кот. бы свидетельствовали о посещении ими хотя бы одного зала (культурного центра) или вообще какого-либо помещения библиотеки. Читатели вели себя в кабинете агрессивно, объяснили, что сейчас будут бить стёкла и все перебьют. Был вызван милиционер, который пришёл через 1,5 часа и выдворил их из библиотеки.

В Общем читальном зале температура 15 градусов выше Цельсия! Читатели немного посидят, а потом не выдерживают, сдают книги и уходят со словами.

При выходе из библиотеки читатель Зубарев сдал мне контрольный листок, помеченный 22 августа 2003 года. На мой вопрос, почему он не сдал этот листок вовремя, он сказал, что готов исправить свою ошибку и поднялся обратно наверх. Мы ждали, когда он выйдет, до половины девятого, но он так и не появился. При осмотре помещений библиотеки мы его также не обнаружили (в том числе и милиционер). Просьба в случае его появления потребовать у него чит. билет и объяснительную записку.

Директор библиотеки разрешила продлить срок действия августа на сентябрь и 1-ю половину октября.

Читатели и сотрудники постоянно мешают друг другу!

По делу ЦВК было принято временное решение. Если читатель почему-либо хочет пройти в ЦВК, сотрудница отдела не каталогов (!) звонит 5-04 и сообщает, что к ним идёт читатель!!! Читателя ставят у двери и просят подождать. Возле лингвистического центра. Если сотрудник ЦВК приходит (через лингвистический центр!), то забирает читателя, проводит его через лингвистический центр, следит при этом, чтобы читатель не зашёл куда-нибудь ещё и не заглядывал ни в какие двери, потом ведёт к себе в зал и так же выводит обратно! Всю ответственность за сохранность несёт сотрудник ЦВК!!

Сестра читательницы Рубцовой привезла книгу «Английский язык для делового общения», которая за ней не числилась (за самой Рубцовой, с марта). Были переданы документы на исключение её на 1 мес. Хотя она (сестра Рубцовой), в библиотеку не записана и поэтому отказалась сдать билет в регистратуру.

Читатель Авдеев пытался вынести из библиотеки (через контроль) каталожный ящик № 167 (Ber – Bot), немецкий язык, алфавитный. Когда его остановили, утверждал, что пытался вынести его только на неск. минут, в гардероб, а потом поставить обратно. Но это не соответствует действительности, т.к. его задержали уже при попытке выбежать из библиотеки.

У читательницы Азаркевич (72608) при проверке был обнаружен дефект (нет с. 78 – 87). Читательница заблокирована (полностью) до выяснения ситуации

В отделе каталогов была обнаружена вскрытая 3-хлитровая банка с консервированными огурцами, а в ней паспорт на фамилию Дегтярёва Н.И.

Читательница Подгорная вышла из ВГБИЛ, как ей казалось, покурить…

Все записи на листке читательницы Ермоленко были погашены, были сделаны отметки о том, что все книги сданы. Ермоленко говорит, что никаких книг не брала и не сдавала. Видимо, сотрудница дважды выдала ей этот контрольный листок за один раз.

Читатель Борисов был записан в библиотеку 6 сентября и тут же исключён без права восстановления за нарушение общественного порядка (нецензурно выражался), порчу книг и библиотечного имущества и уничтожение читательского билета.

Читатель Рамшитов пытался записаться в библиотеку по чужому паспорту. При выяснении, почему он это делал, он объяснил, что постоянно берёт паспорта у своих друзей и подруг для подобных целей.

Читатель Накопия Р. ударил стол в фойе и разбил ему крышку до трещины. Сам чит. Накопия от стола не пострадал.

Необходимо попросить сотрудницу книжного киоска не носить больше шкафы с книгами под лестницу, а оставлять их около колонны.

— Мам, ты что читаешь?

— Корректуру.

— Ого! Дашь потом почитать?

— Не вздумай. Это мерзкое чтение, не для детей… И запомни: станешь, как мать, редактором, - из дому выгоню!

Я запомнила и редактором не стала.

— Ну, а ты что читаешь, хотелось бы знать?

— Я не читаю. Я уроки делаю.

— По каком предмету?

— По немецкому. Тут вот песенка…“Wir sehen - rote Fahnen wehen“, её надо на русский перевести. Елена Альбертовна говорит – лучше стихами.

— Ну, и как? Получается?

— Ага. Смотри:

Мы видим: красные знамёна

Болтаются туда-сюда

На светлом празднике Труда!

Мы видим лица там и тут,

На палках люди их несут,

Они кричат: ура! ура!

— Так. Во-первых, не вздумай это кому-нибудь ещё прочитать. Лучше сразу уничтожь и никому не показывай. Нет, дай лучше я… А во-вторых, поверь мне: переводчиком ты, Федя, в состоянии не быть. И боюсь, что никогда.

Я поверила и переводчиком не стала.

— А по русскому тебе что задано?

— Морфологический разбор слова «сумасшедший».

— Хорошее слово. И как? Успешно?

— Да. Тут два корня: «сума» и «шедший». «Сума» - это такое старое слово, означает – «сумка». А «шедший» - тот, кто ходит. Вернее, уже пришёл. Нет, не пришёл, а ушёл…

— С сумкой?

— Да. Наверное…

— Хм.. Нет, я не исключаю, что ваша Лидия Васильевна примет этот вариант как вполне логичный. Она же считает, что слово «ровесники» пишется через «а», потому что у них равное число вёсен. И недавно тебе исправила «пальцы в чернилах» на «пальца в черниле»… Но… знаешь, всё-таки, прежде чем записывать весь этот бред, который ты только что выдала, подумай как следует, ладно? Лингвистом ты, кстати, тоже, судя по всему, не будешь.

Я подумала как следует и лингвистом не стала.

И вот теперь, не будучи ни редактором, ни переводчиком, ни лингвистом, то есть, проще говоря, ни черта во всём этом не понимая, обращаюсь к вам, мои высокоучёные друзья Волька, Женя и… кто там ещё? В общем, к вам.

Началось с того, что моя подруга делала передачу про Бомарше и использовала в ней фрагменты старой, но совершенно изумительной французской постановки «Женитьбы Фигаро».

— Это какой-то кошмар, - пожаловалась она мне. – Актёры, которые всё это дублируют, скоро себе языки вывихнут. Это невозможно. Они не успевают!

— За кем? За речью французов?

— Ну, да. Нет, я всё понимаю: те действительно гораздо быстрее произносят слова; видимо, такие особенности фонетики, что ли.. Но дело не только в этом, я чувствую. Перевод – классический, Любимова. Шикарный перевод, просто песня. И оригиналу вполне соответствует, насколько я понимаю со своим относительным знанием французского.. Но почему-то там, где в оригинале – одно слово, в переводе – как минимум четыре. А где в оригинале - четыре, у нас, как минимум – семь. Что это такое, а? Это что – внутренние особенности русского языка? Как так получается, что нам нужно в два раза больше слов, чтобы выразить то же самое?