Дневник библиотекаря Хильдегарт

— Знаешь, почему я вчера не позвонила? Я же маму провожала на поезд. Она в Уральск поехала, к родственникам. Главное, она с этими родственниками уже лет семь как никаких отношений не поддерживала и не переписывалась, а тут вдруг собралась. Кучу игрушек повезла с собой, говорит: на всякий случай, вдруг там уже внуки. Я ей говорю: да может, они вообще уже там не живут, переехали куда-нибудь сто раз. А она: ничего, говорит, приедем, на месте разберёмся. А я помню, как она в молодости ездила в ГДР, к какому-то своему приятелю, немецкому коммунисту. А он ни сном, ни духом, что она собирается приезжать – ну, и укатил куда-то на свой коммунистический конгресс, а она приехала. Вот. Ну, что делать? Ночевала два дня в парке, у памятника какому-то Клаусу Вернеру – не знаешь, кстати, кто это такой? Потом её какая-то старушка незнакомая подобрала, приютила. А коммунисту этому потом здорово попало по партийной линии за то, что он не встретил, как положено, гостя из СССР… у них, у коммунистов же, всегда было строго, особенно в Германии. Хотя он вообще не был виноват в этой истории. Это потом уже, когда он маму в туалете нечаянно запер, а сам ушёл на целые сутки, - вот тогда да, тогда он был виноват, конечно. Да! Я же про поезд. Мы ж заранее вышли, представляешь? Чтобы спокойненько так, без спешки, дойти и сесть. А мама по дороге меня всё спрашивала, что мы забыли. Билеты, говорит, ты где оставила? Я говорю – нигде не оставила, вот они, в сумке. Она говорит: а деньги где оставила? Я говорю – да вот они, не волнуйся ты, бога ради. Наконец, она вспомнила-таки, что оставила на подоконнике сумку с тремя килограммами солёной рыбы… Вот на кой чёрт, я тебя спрашиваю, этим родственникам в Уральске, которых вообще уже давным-давно нет в этом Уральске, три килограмма солёной рыбы? Я лично не понимаю, хоть убей. Но маму же не переубедишь. Пришлось нам возвращаться за рыбой, а потом, на привычных скоростях, лететь на вокзал. Я знаю вообще, в чём дело. Это же всё черти… они же так просто не могут, им же непременно надо с ветерком прокатиться, чтобы в ушах свистело. В общем, бежим мы вдоль платформы, в каждой руке – по четыре сумки, на каждом плече – по четыре чёрта хихикает, а поезд дли-инный, морозный такой… и возле каждого вагона стоит по казахскому проводнику. И все проводники одинаковые – высокие такие, в шапках здоровенных, лица, как у каменных истуканов в степи… И, конечно же, у мамы в билете указан тринадцатый вагон, какой же ещё? Добегаем до двенадцатого, а вслед за ним – ты не поверишь – такое начинается! Вслед за ним идёт восьмой, за ним – пятый, за ним – одиннадцатый… и на каждом вагоне – свой пункт назначения. Где Самара, где Саратов, а большинство, знаешь, вообще с такими длинными казахскими названиями, где в каждом слове по четыре буквы «ы». И только в самом конце оказался тринадцатый вагон, и вот на нём-то и было написано «Уральск». Слава Богу, хоть именно тот вагон, в котором едет мама, идёт именно в Уральск. Только мне интересно – как же все остальные вагоны разъедутся по разным направлениям, если поезд-то один, и полотно железнодорожное – одно? Надо будет у мамы спросить, когда приедет.

Маленькая продавщица в киоске, протягивая мне здоровенного лохматого кабана с оскаленной пастью и выпученными глазами, радостно спросила:

— Правда, вылитый, да?

— Да, - согласилась я, потрясённая точностью формулировки. – Просто копия. Одно лицо.

— С кем – одно лицо? – подозрительно спросил мужик, покупавший в соседнем киоске сигареты.

— С ним, с кем же ещё, - ответила я, заворачивая кабана в газету.

— А-а-а, - успокоенно покивал мужик. – Да. Это точно.

До восьмого числа уезжаю в деревню.

Счастливого Нового года всем! Не разбегайтесь тут без меня - я всеми вами очень дорожу!

Библиотекарь в поисках копья

Я очень обрадовалась, когда увидела название фильма – «Библиотекарь в поисках копья». Вот, подумала я, наконец-то нашёлся кто-то, кто ухватил самую суть нашей профессии. Именно – в поисках копья. Я знаю некоторых библиотекарей, которые уже нашли для себя подходящее. Более того – я знаю, что в разных городах при университетах культуры есть курсы, обучающие библиотекарей грамотному владению этим видом оружия. Чтобы разить точно, аккуратно, без промаха, с известным изяществом и с одного удара. И, желательно, в алфавитном порядке. Вообще, точность и порядок чрезвычайно важны в нашем ремесле.… Увы – фильм, как и следовало ожидать, оказался совершенно не про то. Более того – он оказался вызывающей, неслыханной дребеденью. Правда, в замысле его есть некий слабый проблеск истины – а именно, то, что библиотекарь, у которого похитили, допустим, первый номер «Ведомостей» за 1703 год, способен очень быстро потерять человеческий облик, выпрыгнуть из самолёта без парашюта, остаться невредимым, догнать похитителя и показать ему своё истинное лицо, после чего тот больше никогда и ничего в своей жизни не увидит, - но для этого нужно, как минимум, два условия. Во-первых, библиотекарь должен быть опытным и матёрым. А во-вторых, похищенный экземпляр должен быть по-настоящему ценным. Здесь же некий желторотый тридцатилетний идиот, не проработав в Библиотеке и получаса, отправляется на поиски украденного обломка сомнительного артефакта, который со времён Парцифаля регулярно воровали все, кому не лень, так что полиция давно перестала принимать заявление подобного рода, зная наперёд, что копьё это имеет свойство непременно отыскиваться самостоятельно… Что за чушь, однако. Никогда ни одна уважающая себя Библиотека не будет захламлять свои фонды всякой ерундой вроде эскалибуров, ноевых ковчегов или ящиков пандоры. Какие, к чёрту, ковчеги, когда книги-то, и те некуда ставить! И никогда ни одни уважающий себя Директор Библиотеки не пошлёт на такое дикое задание новичка, не нюхавшего ещё ни книжной пыли, ни формалина, и не прошедшего элементарного обряда инициации.

Будь эта история хоть мало-мальски правдивой, вначале режиссёр обязан был показать, как парня приводят в маленькую чёрную комнатку с глухими жалюзями на окнах, сажают его под белую лампу перед пирамидой из чёрных папок с бумагами и заставляют ознакомиться с Правилами Техники Безопасности. Из них он должен узнать, что:

— запрещено приближаться к читателю, находящемуся под высоким напряжением

— запрещено спускаться на 34-й уровень на грузовом лифте

— запрещено спускаться на 34-й уровень на чём бы то ни было

— запрещено даже думать о том, что может находиться на 34-м уровне

— в ответ на вопрос «где у вас тут медиатека» категорически запрещено делать потерянное лицо и говорить, что у нас нет и не было никакой медиатеки; напротив, надо улыбнуться как можно шире и загадочнее и отправить спрашивающего на 34-й уровень (желательно в грузовом лифте)