Федор Раззаков - Свет погасших звезд. Люди, которые всегда с нами

В самом конце обучения, перед сдачей диплома, Чухрай опять угодил в больницу. Из-за этого ему так и не удалось снять дипломный фильм. Кроме этого, его уволили с должности руководителя художественной самодеятельности, где он подрабатывал, чтобы содержать семью (к тому времени у них с Ириной родился сын Павел). Чтобы расплатиться с долгами, Чухраю пришлось пойти на все тяжкие: он продал шинель и стал искать другой заработок. Но найти работу никак не удавалось. И тут ему на помощь пришел его преподаватель по ВГИКу Михаил Ромм: он пригласил его в качестве своего ассистента в картину «Адмирал Ушаков». На дворе стоял 1952 год. Поработав у Ромма, Чухрай вскоре вернулся в Москву, но работы по специальности найти так и не смог. И отправился в Киев, на тамошнюю киностудию. Там пробыл два с половиной года, однако самостоятельной постановки так и не добился, работая «на подхвате». И вот тут его опять выручил Ромм. Он приехал в Киев по делам и случайно столкнулся с Чухраем. А тот тогда опять маялся без работы: руководство студии не разрешило ему экранизировать повесть Бориса Лавренева «Сорок первый». Узнав об этом, Ромм пообещал помочь пробить эту постановку в Москве. И как только вернулся в столицу, рассказал об этом руководителю «Мосфильма» Ивану Пырьеву. И тот вызвал Чухрая в Москву.

Фильм, которому суждено было стать шедевром отечественной кинематографии, создавался в тяжелых условиях. Мытарства начались еще на стадии сценарной работы, когда Чухрай не смог найти общего языка со своим соавтором Григорием Колтуновым. Последний был настроен создать идеологически правильный сценарий, где любовь Марютки к Говорухе-Отроку была классовым преступлением. Однако Чухрай считал, что Марюткой двигало вполне естественное чувство и никакой идеологической подоплеки в этой любви не было (в годы хрущевской «оттепели» в кругах творческой интеллигенции стало модным игнорировать идеи классовой борьбы, на которых, собственно, и базировалось советское искусcтво). На этой почве разразился скандал, который был вынесен на обсуждение руководства студии. Победил в этом споре Чухрай, поскольку глава студии Пырьев встал на его сторону.

Когда начались съемки фильма, у Чухрая возникли новые сложности, на этот раз с оператором Сергеем Урусевским. Тот считался уже маститым (был дважды лауреатом Сталинской премии) и начал учить режиссера-дебютанта уму-разуму прямо на съемочной площадке. Но Чухрай оказался не лыком шит. Однажды, после того как Урусевский отказался выполнять его установки и не пришел на съемки, он созвал собрание, где вынес этот конфликт на обсуждение. В итоге весь коллектив проголосовал против Урусевского. Когда тот узнал об этом, он испугался и пошел на попятную: согласился выполнять все установки Чухрая, лишь бы он не отправлял его обратно в Москву (съемки велись на Каспии, под Красноводском).

Были во время съемок и другие конфликты. Например, супруг актрисы Изольды Извицкой, игравшей Марютку, Эдуард Бредун однажды выпил лишнего и захотел выяснить отношения с Чухраем (ему показалось, что тот нетактично ведет себя на съемочной площадке с его женой). Бредун полез на режиссера с кулаками, не зная, что тот на фронте был десантником и мастерски владел приемами рукопашного боя. Поэтому Бредун не успел даже руку занести для удара, как мгновенно оказался на полу. На следующий день драчуна отправили в Москву.

Наконец, последнее серьезное испытание поджидало Чухрая в Москве. Когда группа вернулась в столицу, чтобы начать монтаж фильма, выяснилось, что на Чухрая завели уголовное дело по обвинению в перерасходе средств. И кто знает, как бы в дальнейшем сложилась судьба молодого режиссера (в худшем случае его вполне могли упечь за решетку, в лучшем – выгнать из кинематографа с «волчьим билетом»), если бы отснятый материал не произвел на студийное начальство самое благоприятное впечатление.

И все же даже после того, как работа над картиной была завершена и многими угадывался ее будущий успех, кое-кто из участников съемок продолжал в этом сомневаться. Наиболее принципиальным противником продолжал оставаться автор сценария Колтунов, который написал на имя И. Пырьева записку следующего содержания: «Уважаемый Иван Александрович. Только что я посмотрел материал картины молодого режиссера Чухрая. Ставлю вас в известность, что под этой белогвардейской стряпней я не поставлю своего честного имени».

В советском прокате «Сорок первый» собрал 25 миллионов 100 тысяч зрителей. В мае того же, 1957 года фильм был отправлен представлять советскую кинематографию в Канны. Причем произошло это в общем-то случайно. Киношное начальство не хотело этого делать, считая, что негоже посылать на Запад фильм, который прославляет белогвардейщину. Но картину посмотрел сам Никита Хрущев, который не нашел в нем ничего крамольного. И дал отмашку.

В Каннах «Сорок первый» конкурировал с американским блокбастером Майкла Тодда «Восемь тысяч миль под водой». Это был грандиозный по спецэффектам фильм, но абсолютно пустой по содержанию. В нем участвовала Элизабет Тейлор. Однако реклама у фильма была грандиозная: все Канны усеяли плакатами с названием картины и на улицах города даже устраивались карнавальные шествия, посвященные «Восьми тысячам…». Все это, естественно, и сыграло свою роль: творение Тодда взяло Главный приз. Но и «Сорок первый» оставить без награды руководство фестиваля не имело права. Во-первых, фильм и в самом деле был снят на высоком профессиональном уровне. Во-вторых, он нес в себе важную политическую составляющую, которую устроители фестиваля не могли проигнорировать. Дело в том, что во Франции проживало много бывших русских, покинувших родину после революции 17-го года, которые были весьма восторженного мнения о фильме Чухрая. Ведь это был первый советский фильм за последние 30 лет, где белогвардейца показали с положительной стороны. В итоге, учитывая все эти обстоятельства, «Сорок первый» наградили Большим призом жюри. Это оказалось не последней наградой фильма: в том же году он был удостоен приза на фестивале в Эдинбурге.

Следующий фильм Чухрая тоже был посвящен военной тематике. Только теперь речь в нем шла о событиях другой войны – Великой Отечественной, о которой режиссер знал не понаслышке. Еще студентом ВГИКа Чухрай мечтал снять подобный фильм, причем тот виделся ему не пафосным – с красивыми взрывами и героическими смертями, – а камерным, по-человечески правдивым. По словам Чухрая: «Меня огорчало, что даже в хороших фильмах были кадры с солдатами, которые шли в атаку, „красиво“ умирая на глазах у зрителей. Я думал: в этой цепи, среди атакующих, мог быть и я, а зритель, развалившись в кресле, любовался бы, как я красиво умираю. За войну я видел очень много смертей и знаю: смерть никогда не бывает красивой. Любоваться ею безнравственно. И тогда я решил, что обязательно сниму фильм о своем сверстнике – русском солдате. Я еще не знал, каким будет мой фильм. Но я уже твердо решил, что в этом фильме не будет показана смерть героя – это, казалось мне, зрелище не эстетическое…»