Борис Вадимович Соколов - Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»

Владимир Шехтман вспоминал: «Больниц Володя почему-то боялся и ни за что не хотел обращаться к врачам. Вообще, пока его не испугаешь, лечиться не будет!

– Володя, тебе же ногу могут оттяпать!

Еле уговорил его показаться моему отцу, он – хирург. Отец взял саквояж, надел зеленую шапочку, и мы поехали на Малую Грузинскую. Отец осмотpел Володю, все увидел и все понял. Мы вышли из дома, садимся в машину…

– А теперь говори, сколько твой друг этим занимается?

А я уже был более или менее в курсе дела. Рассказываю, на что отец замечает:

– Я могу сказать, от чего он умрет: или от передозировки, или от нехватки…

– Как же так, отец! Что же делать?!

– Вот так. Что-то делать надо. Жить ему осталось не более трех-четырех месяцев…»

Операцию тогда Высоцкому сделали, абсцесс удалили, но кардинального улучшения в его состоянии не наступило.

Надо прямо признать, что шансов на излечение у Высоцкого просто не было. Даже сейчас, когда медицина по сравнению с 1980 годом сделала большой прогресс, излечивается лишь 10 % наркоманов, да и то, если лечение начато на ранней стадии. Добро бы если Высоцкий потреблял один только морфий, с зависимостью от которого когда-то успешно справился Михаил Булгаков. Но у него был уже весь букет наркотиков от промедола и морфия до героина и кокаина.

В марте состояние Высоцкого стало серьезно беспокоить Всеволода Абдулова. Он утверждал: «К этому моменту я окончательно все понял… Постоянно думал об этом. У меня был знакомый – великолепный нарколог, которому я абсолютно доверял. Я поехал к нему… Мы говорили, разговор шел о дозах. И этот врач сказал:

– Самое страшное: чем сильнее человек, тем ужаснее картина, которую вы нарисовали… Чем сильнее человек, тем ужаснее ситуация (очевидно, потому, что ему требуются все большие дозы. – Б. С .).

Я был абсолютно в нем уверен и назвал фамилию…

– Ему осталось жить месяца два…

И добавил:

– Вот все мои телефоны, в любое время суток звоните. Сделать уже ничего нельзя, но я всегда готов помочь».

В конце марта Высоцкий вылетел в Париж, чтобы потом оттуда отправиться в Венецию, где снималась Марина Влади. Янклович вспоминал, что, против обыкновения, на этот раз возникли определенные сложности на таможне: «Я хорошо помню, что мы поехали провожать Володю вместе с Ваней Бортником… Обычно Высоцкого не досматривали, во всяком случае, при мне это было в первый раз… Таможенник спросил его:

– Владимир Семенович, вы везете что-нибудь, не внесенное в декларацию?

Володя ответил:

– Нет.

– Вы точно это знаете?

– Да.

Таможенник вздохнул и сказал:

– Откройте чемодан…

Володя открывает чемодан. Наверху лежала шкурка соболя и картина, кажется, Тышлера. Кроме того, он вез Марине кольцо ленинградской работы. Шкурку он смог отдать мне. А картину и кольцо конфисковали. Еще у Володи в кармане был наркотик в пузырьке из-под сердечных капель… Его отправляют на личный досмотр, и он рукой прямо в кармане раздавил этот пузырек. Порезался, потекла кровь…»

Бортник описал происшествие существенно иначе и с более благополучным для Высоцкого финалом: «Володя открыл чемодан, там – соболя… Стоим у барьера, и вдруг – три особиста! Таможенник – раз! этих соболей мне под пиджак! Вовка стоит белый как полотно… Пузырек раздавил в кармане, осколки впились в руку… Кровь… А они там стали что-то искать – «Метрополь», что ли? У Володи отобрали тогда какое-то золотое изделие и еще что-то… Володя этим рейсом не улетел. Позвонил одному знакомому в Министерстве внешней торговли, тот обратился выше – к заму Патоличева… Тот сказал:

– Пусть пишет объяснительную…

Едем, везем эту объяснительную… Читаю…

– Вовка, ты с ума сошел… Ошибка на ошибке!

– Это специально. Чтобы они поняли, что я волновался…

– Ну, ты уж слишком… «ДАРАГОЙ»?!

– Да нет… Главное – принцип.

И ему вернули эти вещи!»

В Венеции Высоцкий наконец признался в своей наркомании Марине. Она вспоминала:

«…Этой ночью было сказано все, и наконец между нами нет больше тайны.

Очевидно, после очередного срыва ты по преступному совету одного приятеля впервые вкалываешь себе морфий: физическая боль после самой жуткой пьянки – это ничто в сравнении с психическими мучениями. Чувство провала, угрызения совести, стыд передо мной исчезают как по волшебству: морфий все стирает из памяти. Во всяком случае, в первый раз ты думал именно так. Ты даже говоришь мне по телефону с мальчишеской гордостью:

– Я больше не пью. Видишь, какой я сильный?

Я еще не знаю цены этой твоей «силы»…

Теперь я знаю все. Ты осмелился произнести «запретные» слова.

Я наслаждаюсь этими минутами с болезненным ликованием, как мог бы наслаждаться последними минутами жизни смертельно раненный человек. Мы снова вернулись к началу нашей любви. Мы больше не прячемся друг от друга, нам нечего друг от друга скрывать. Для нас с тобой это – последний глоток воздуха.

Ты всегда мечтал о Венеции, мы часто говорили о ней ночами. Ты говоришь мне, что обязательно поправишься, и чувствуешь сам, что это – конец.

– Я возьму себя в руки. Как только приеду в Париж, мы начнем соблюдать режим, мы будем делать гимнастику, вся жизнь еще впереди.

В конце концов нам всего по сорок два года! Ты обещаешь, что к моему дню рождения в мае «все будет в порядке»…»

Через год после смерти Высоцкого Марина Влади описывала сцену решающего объяснения не столь благостно. Она утверждала, что Высоцкий рассказал ей всю правду о своей наркомании в катере, после чего последовала бурная сцена: «Я его чуть не выбросила из этого катера…»

Янклович так объяснял признание Высоцкого жене: «К этому времени Володя понял, что сам он с болезнью уже не справится. Кто-то должен ему помочь. И в Италии он все рассказал Марине. Она сказала:

– Ну вот что, Володя. Из этого мало кто выскакивал, но ты – человек сильный. Давай решим так: или ты мне даешь слово, что все это прекратится, или мы с тобой расстаемся. Потому что я знаю, какие ужасы происходили с Игорем: он скитался по свету, сидел в тюрьме…

Высоцкий возвращается в Москву…»

Получается, что Высоцкий, узнав о том, что врачи вынесли ему практически смертный приговор, попытался найти спасения у Марины, в надежде, что она найдет ему хорошего врача и клинику. Но оказался не в состоянии в тот момент отказаться от дурмана и предпочел вернуться в Москву, где наркотики были гораздо доступнее.

В апреле у Высоцкого родилась идея сделать еще одно концертное турне по США и, может быть, задержаться в Америке на полгода. Он надеялся, что удастся повторить и развить успех первых концертов, состоявшихся в январе 1979 года.

Весной 1980 года у Янкловича появляется знакомая американская славистка Барбара Немчик. У нее заканчивается срок научной стажиpовки в МГУ. Вскоре она стала невестой Валерия Павловича. Возникла идея брака Янкловича с ней, то ли фиктивного, то ли настоящего, чтобы обеспечить его присутствие в Америке во время предполагавшихся длительных гастролей Высоцкого. Как отмечал Владимир Шехтман, «Валера с Барбарой женились вроде бы фиктивно и вроде бы – по любви… Володя с Валерой собирались в Штаты…»