Борис Тененбаум - Великий Черчилль

Черчилль решил все это поменять…

Имперский совет обороны Великобритании зимой 1939 года пришел к выводу, что военные усилия Германии будут зависеть от получения ею качественной железной руды из Швеции.

Почти сразу же после вступления в должность Черчилль начал проталкивать план операции « Кэтрин», названной так в честь Екатерины Второй.

Идея состояла в том, что флот метрополии проведет массированное вторжение в Балтийское море и тем, во-первых, заставит весь германский надводный флот сосредоточиться на Балтике и не помышлять больше об атаках английских морских конвоев, во-вторых, перекроет морской путь снабжения Германии шведской рудой.

Был и третий мотив – Черчилль был уверен, что, несмотря на участие в разделе Польши, Россия еще не сказала своего последнего слова. O чем он и заявил в своем выступлении по радио 1 октября.

Что интересно, так это то, что на этот раз с ним согласился и его старший коллега по кабинету министров Чемберлен.

« Я придерживаюсь того же мнения, что и Уинстон , – писал он в письме своей сестре, – замечательное выступление которого по радио мы только что слышали. Я думаю, что Россия всегда будет действовать сообразно ее собственным интересам, и не могу поверить, чтобы она сочла победу Германии и последующее установление германского господства в Европе отвечающими ее интересам ».

Но осенью 1939 года русские начали военное продвижение в страны Прибалтики. В ноябре грянула советско-финская война, и это обстоятельство похоронило операцию « Кэтрин» – входить большими кораблями в узкое Балтийское море без всякого авиационного прикрытия против воли двух великих держав – это было бы неблагоразумно.

Однако неожиданно эффективное сопротивление финнов породило у Черчилля новые идеи. Зима 1939–1940 гг. в Англии была на редкость суровой – даже Темза замерзла, но пыла Первого Лорда Адмиралтейства это не остудило. Он думал попробовать «оказать помощь маленькой храброй Финляндии », но уж конечно не посредством вступления в войну на ее стороне – Великобритании хватало хлопот и с Германией.

Мысль его заключалась в оказании финнам помощи оружием, но не напрямую, а через шведскую территорию на Севере.

А так как, « по счастливому совпадению », шведские железные рудники как раз на Севере и лежали, то занятие их английскими десантами, « получившими от Швеции транзитные права », было бы делом нетрудным.

Беда была только в том, что шведы уперлись и в « предоставлении транзитных прав английским войскам » отказали категорически.

Тогда возникла мысль о Норвегии. Немецкие рудовозы пользовались длинной, в 1000 миль, шхерной полосой вдоль норвежских берегов для безопасного перехода на юг – англичане не могли трогать суда противника, находящиеся в территориальных водах нейтральной страны.

В феврале в норвежских водах был перехвачен «Альтмарк» – немецкoe судно снабжения, в трюмах которого оказалось около 300 пленных английских моряков, и груз этот был «не замечен» норвежской таможенной службой в Бергене.

Англичане решили считать это достаточным для начала « активнoй постановки мин в норвежских водах », но на подготовку ушло целых 6 недель, вплоть до конца марта 1940 г., потому что планировалось нечто более масштабное, чем постановкa мин, – вторжение.

Десантные отряды были уже посажены на суда, когда выяснилось, что немцы предупредили английские планы на сутки, начав собственное вторжение в Данию и в Норвегию. Дания сопротивления не оказала, а в Норвегии немцы, опережая союзные англо-французские войска на шаг, нанесли им поражение.

В мае норвежская кампания закончилась полным провалом, и прославленный флот Великобритании ничего не смог сделать, все его попытки переломить ход борьбы вели только к новым потерям от действий немецких бомбардировщиков.

Как написал Черчилль в своих мемуарах:

« Многочисленные разочарования и бедствия, постигшие нас за время непродолжительной кампании в Норвегии, вызвали сильное смятение в самой Англии, и страсти бушевали даже в сердцах тех, кто в предвоенные годы отличался крайней апатией и слепотой. Оппозиция требовала прений о военном положении, и они были назначены на 7 мая. Палата общин была заполнена депутатами, находившимися в состоянии крайнего раздражения и уныния ».

Главным виновником поражения следовало считать главу Адмиралтейства – Уинстона Черчилля.

Дебаты начались заявлением Климента Эттли, который говорил от лица лейбористов. Оно было крайне резким.

« Дело не в Норвегии , – сказал он. – Но люди в недоумении спрашивают себя – почему у власти находятся те, чья карьера представляет собой почти непрерывную цепочку поражений и неудач?»

Многие депутаты от правящей консервативной партии восприняли сказанное как намек на возможность сформирования правительства национального единства.

Черчилль вел себя образцово-лояльно, защищая правительство, в котором состоял. Ллойд Джордж даже призвал Черчилля высказаться более откровенно и «не служить бомбоубежищем, защищающим своих коллег от осколков».

Дебаты прекратились, после того как консерватор Лео Эмери, обычно не слишком разговорчивый, выкрикнул с места слова Кромвеля, когда-то обращенные к разогнанному им « Обрубленному Парламенту »:

« Вы сидели здесь слишком долго, чтобы принести нам добро. Уходите, говорю я вам, и дайте нам жить без вас. Bо имя Господа, yбирайтесь! »

Hачалось голосование. Вместе с оппозицией против правительствa проголосовало 42 депутата правящeй партии, и еще 36 воздержались. Это был конец Чемберлена как лидера. Лейбористы соглашались войти в правительство национального единства, выставив единственное твердое условие – Чемберлен должен уйти.

9 мая уходящий премьер созвал очень узкое совещание. В нем участвовали он сам и два кандидата на его место – лорд Галифакс и Уинстон Черчилль.

Чемберлен сказал им то, что они знали и сами: дальше так продолжаться не может, он должен уйти, и один из них должен сформировать правительство национального единства.

Кого он должен рекомендовать королю как своего преемника?

После долгой паузы лорд Галифакс сказал, что ему было бы трудно контролировать парламент, поскольку он член палаты лордов. Это был, конечно, только предлог – способы к обходу проблемы могли бы найтись…

Почему он решил использовать самоотвод, неизвестно и по сей день. Лорд своими соображениями не поделился даже с дневником.

Возможно, он думал, что занять место премьера в сложившейся опасной ситуации слишком рискованно.

Возможно, ему не нравилась идея состоять в правительстве лишь символическим лидером – Черчилль действовал едва ли не самовластно, а ответственность за неудачи пала на Чемберлена, и лорд Галифакс, человек очень умный и осторожный, не хотел оказаться в таком же положении.