Борис Стомахин - Буреполомский дневник

18–03

Днем, во время проверки, лил дождь, а проверка была не в бараке, как вроде бы хотели, а все равно на улице. Но обошлось – сильно промокнуть вроде не успел. Зато всегдашний идиотизм повторился на ужине: выходили – опять накрапывал совсем мелкий, а вышел я из столовой – уже сильнее. Шли в барак по одному, не ждя “общественника” – в дождь это у них вроде бы разрешается. И вот за те 5 минут, что занимает эта дорога – хлынуло как из ведра, промок насквозь. Костюмная куртка, особенно на спине, футболка под ней (только что надетая сегодня в бане), брюки (они еще оказались почему–то ниже колен все в песке), промокли насквозь и мои старые мокасины (надел, дурак, – думал, с проверки уже все подсохло) и носки. Пришлось переодеваться в сухое – все, кроме носков. Но кошка Маня, пришедшая мокрой с улицы и немедленно забравшаяся ко мне на колени, обещает промочить и переодетые только что сухие спортивные брюки...

23.8.08. 9–24

Омерзительное однообразие. Или однообразная омерзительность, как угодно. Но события не балуют ни разнообразием, ни, тем паче, приятностью. С самого утра – был определен в “петушатник” тот самый подонок, который обокрал меня, пока я был на длительной свиданке в конце июля. Сегодня ночью, где–то в районе 4–х, он, оказывается, лазил в проходняк блатных “обиженных” и рылся в их баулах. Из проходняка напротив (соседнего со мной) его увидел не спавший в это время зэк с нижней шконки, и поднял шум. В результате недолгого разбирательства в коридоре с участием самого высокого блатного “руководства” барака приговор был вынесен – и наутро приведен в исполнение. Совершенно идиотский, надо сказать, приговор, – исходящий из обожествления гнусной кастовой системы среди зэков и из их представления о том, что быть зачисленным в самую низшую касту – это хуже, чем просто быть битым за воровство...

А сейчас, несколько минут назад, самый блатной из “обиженных” опять избивал несчастного Трусова – за то, что тот выбросил какой–то его пакет. Но битье Трусова вообще в бараке считается явлением настолько привычным и обыденным, что никто и внимания не обращает (ну разве что кроме меня).

24.8.08. 8–40

День рожденья... Пустой и тоскливый день, и написать даже нечего. Все сказано, все написано, все перегорело в душе... Для матери, пока я сижу, – как она говорила, радость хотя бы то, что я живой (“Скажи еще спасибо, что живой!”, прямо по Высоцкому). А меня давно не радует и это...

С утра был густой туман – впервые в этом году, по–моему. Паутинки на “запретке” – в мельчайшей росе. А скоро они будут – как и сама “запретка”, и трава, и земля – по утрам в изморози. Начинается осень... М.б., к вечеру еще распогодится, выглянет солнышко, как вчера. Но по вечерам и – особенно – по утрам уже ощутимо холодно. Ситуация идиотская, но становящаяся критической:

9–04

Прервал звонок от матери с поздравлениями. Спасибо ей, конечно, большое! Она в расстройстве, вся в слезах, – но сделать с причиной ее слез, увы, ничего нельзя... Еще Банчик вчера передала ей по телефону пожелания мне от Буковского: силы, выносливости и удачи! Спасибо ему, для меня это честь; только вот – с выносливостью еще так–сяк, а насчет удачи я сомневаюсь...

А ситуация и впрямь критическая: в бараке становится холодно, временами ясно ощущается, как по нему гуляет ветер. Еще бы: в нескольких окнах до сих пор нет стекол! Этим идиотам, видите ли, было так жарко, что еще в начале лета они повынимали из окон стекла, затянув их марлей. Где теперь эти стекла?.. Вопрос риторический. Некоторые взамен повынимали стекла из зимних “вторых рам”, хранящихся в “холодной каптерке”. Так что в любом случае, к зиме барак будет еще меньше утеплен, чем в ту зиму. А предчувствие подсказывает мне, что зима эта будет лютой...

17–24

Все хуже и хуже становится ситуация в проходняке после заселения новых жильцов, особенно последнего, прямо надо мной. Личность он в бараке популярная, к нему постоянно кто–то приходит, не только свои, но и с других бараков, создавая давку и прочно закупоривая вход в проходняк – щель, в которую я могу пройти только боком. Связано это с тем, что данный персонаж – спец по татуировкам и подписыванию красивым шрифтом поздравительных открыток. Поэтому в проходняке вечно толпятся его клиенты, не считая просто друзей–приятелей. Хорошо еще, что они (пока!) не собираются всей кодлой “чифирить” прямо тут, в проходняке, а выходят со своим стаканом куда–нибудь в коридор, раздевалку или (пока тепло) на улицу.

25.8.07. 7–07

Удивительное дело! Сегодня, в понедельник, на зарядку к нам не пришли никакие “мусора”! Все тихо и спокойно с самого подъема. Я думал, припрется отрядник, как обычно, – нет, не пришел. И контролеры с 12–го так и не дошли до нас. Всегда бы так...

А вчера – как ни удивительно, но настроение под конец дня было даже неплохое. Чуть–чуть веселья среди этого океана тоски. Дозвонился сперва Григорьянц, хотя ничего особенного и не сказал, кроме поздравлений. Потом, полдевятого вечера, дозвонилась сперва Е.С., но только она успела меня поздравить и спросить, как настроение, – по 2–й линии пробился Женя Фрумкин, и пришлось переключиться. Их, человек 6, по моим подсчетам, только что выпустили из 108 отделения милиции (теперь ОВД “Тверское”) после запрещенного пикета по поводу меня. Все они меня поздравляли, Люда Евстифеева и Ольга Кашкарова даже спели хором “Happy birthday!” по–английски и на идише, – это было великолепно! Действительно, приятно, когда звонят и поздравляют, и желают скорейшего освобождения, и искренне о тебе беспокоятся, помнят, даже идут на задержание ментами и несколько потерянных часов в отделении, – приятно, черт возьми, несмотря на все мои разногласия с этими людьми. Они на самом деле отлично меня поздравили в день рождения, очень сильно подняли мне настроение, и я им действительно от души благодарен.

А так, вообще, – на душе, конечно, грустно и тоскливо. Начинается осень, постоянные дожди, холодает по утрам, так что на принудительную зарядку, будь она неладна, надо будет одеваться все теплее, вплоть до телогрейки к концу сентября. Предстоит провести здесь осень, а потом и зиму – одну из оставшихся мне 3–х зим в неволе. Опять отключения света, хождения в потемках по бараку, кружки с водой под чифир на костерках во дворе, жутко дующий с окон холодный ветер, – словом, все как в прошлую осень. Началась новая неделя, и, значит, где–то на днях, в среду–четверг, непременно предстоят шмоны, – скорее всего, и у нас тоже. Так что настроение с утра отнюдь не радостное...

17–37

Помню, как–то весной, в апреле, что ли, строились мы на ужин у забора 10–го барака, как обычно. Ожидание, пока пойдем, долгое, и я наблюдал, как старый цыган с 10–го (с которым в августе 2007 лежали в одной палате на больничке) что–то сеет на газончике – узкой полоске земли между забором барака и водосточной канавой. Он щепочкой проводил в земле аккуратные бороздки и в них сеял семена. Любопытствующим отвечал, что это цветы, а не морковь или укроп.