Array Array - Двадцать лет в батискафе.

Морские животные, обитающие обычно в поверхностных слоях воды, открыли существование глубоководной фауны за­долго до нас. Кашалот, к примеру, погружается на глубину 800—1000 метров, чтобы полакомиться гигантским кальмаром, мало известным современной науке; это длительное погружение млекопитающего на большую глубину — истинный подвиг с его стороны, а для физиологов, с их нынешним уровнем зна­ний о морских млекопитающих,— сущая загадка. [5] На сегодняшний день физиологами во многом уже выяснены особенности организма морских млекопитающих, позволяющие жи­вотным нырять на большие глубины на длительный срок.— Прим. ред

Словом, большие глубины — арена непрестанной борьбы; несколько лет тому назад можно было бы сказать «безмолвная арена непрестанной борьбы». Однако и в этом вопросе человеку пришлось изменить свое мнение, потому что, как оказалось, большие глубины вовсе не являются царством безмолвия: обитатели их отнюдь не немы и не глухи. Установив гидрофон за бортом батискафа, мы услышали мяуканье, свист, скрежетанье, лай. Об акулах, например, теперь известно, что они «переговариваются» посредством ультразвука. Среди прочего оборудова­ния «Архимеда» имеется гидрофон, способный улавливать зву­ки в широком диапазоне частот, включая и ультразвук,— ведь если при создании «ФНРС-ІІІ» нам было важно лишь доказать, что батискаф — судно надежное и маневренное, то, конструи­руя второй батискаф, мы стремились превратить его в настоя­щую подводную лабораторию. На основании записей глубоководных шумов, сделанных нами, пока еще нельзя прийти к сколько-нибудь убедительным выводам; необходимы новые, бо­лее систематические исследования, на которые у нас пока не было ни времени, ни средстве.

Быть может, настанет день, когда мы сумеем расшифровать эти шумы; выделить, например, крик рыбы, перепуганной приближающимся батискафом, на борту которого, помимо прочего оборудования, имеются и средства лова и захвата, приспособ­ленные к условиям глубоководной среды и особенностям ее оби­тателей.

Но пока что до этого далеко; напомню, здесь слова профессора Моно из его книги «Маньяки батискафа», изданной Ренэ Жюльяром в 1954 году: «Что знали бы мы о фауне Фран­ции, если бы, вооружившись сачком и удочкой, пытались исследовать ее с воздушного шара, висящего в густых облаках?»

Но тогда, в ходе первых испытаний «ФНРС-ІІІ», мы вообще не располагали никакими приборами для научных наблюдений. В ту осень 1953 года сам факт погружения на глубину 4000 мет­ров — среднюю глубину океана — потребовал от нас с Вильмом величайшего напряжения.

Прежде чем заниматься проблемами научных исследований, надо было испытать ба­тискаф на глубине 4000 мет­ров. Почему не на большей глубине? Дело в том, что изготовленный с величайшим тщанием корпус батискафа был все же литым, а литая сталь не так прочна как кованая. Готовую сферу исследовали с помощью радиодефектоскопа. На одном участке корпуса было обнаружено большое количество раковин. Сочтя это опасным, Пиккар и Косинс вырезали этот участок и заменили его конической пробкой; в целом, по их расчетам, сфера должна была выдерживать давление, соответствующее глубине 4000 метров. Естественно, что и все остальное оборудование пришлось рассчитывать — сначала под руководством Гемпа, а потом Вильма — на ту же глубину.

Когда мы покидали тулонский порт, «Эли Монье» или какое- нибудь другое транспортирующее судно доставляли нас в район погружения; батискаф, при всех его достоинствах, не был при­годен для буксировки с приличной скоростью: быстрому ходу мешала сама его форма — сфера, подвешенная под поплав­ком,— которая была далеко не обтекаемой. Ну, а раз буксировка батискафа из Тулона в Дакар представлялась делом сомни­тельным, мы решили доставить его на борту грузового судна. И вот в декабре 1953 года мой «корабль» бесцеремонно изъяли из родной стихии и погрузили на борт «Дива». Мы и в дальнейшем всегда прибегали именно к такому способу транспор­тировки, и признаюсь, что это всякий раз задевало, мое самолюбие.

Наш запас бензина перевозило нефтеналивное судно, а на борту «Эли Монье», тоже отправившегося в Дакар под командованием капитана Ортолана, одного из моих друзей, находились наши неразлучные спутники — аквалангисты. Мы с Вильмом вылетели в Дакар 30 декабря, покинув Францию перед самыми праздниками. Но моряки всего мира — а теперь также и лет­чики — привыкли проводить праздники вдали от дома, а нас с Вильмом к тому же чрезвычайно радовала предстоящая ра­бота, так что мы не расстраивались.

В Дакарском аэропорту нас, несмотря на ранний час, встречали заместитель командира военно-морской базы и флагман­ский механик военно-морского флота. Много лет прошло с тех пор, но я. все еще с волнением и признательностью вспоминаю прием, который они нам оказали; радушие Каретта и Фиакра, сразу предложивших нам свою поддержку, а также помощь их инженеров и техников, мы особенно оценили позже, когда ад­мирал дал нам понять, что батискаф в Дакаре — гость отнюдь не желанный. Мы с Вильмом недооценивали последствий неуда­чи, постигшей Пиккара и Косинса всего за шесть лет до нашего появления в Дакаре; с тех пор здесь не доверяли батискафу и тем безумцам, которые собирались на нем погружаться.

Первой нашей заботой были официальные визиты. Обычно такие встречи сопровождаются обменом любезностями, но про­ходят скучно и утомительно. Каждый с нетерпением ждет, что­бы прошли наконец положенные минуты и можно было попрощаться. Да, мы с Вильмом уже привыкли к тому, что нас считают личностями странными и стараются как можно скорее от нас избавиться. При встрече с адмиралом не прошло и несколь­ких минут, как он выдвинул ящик стола, достал оттуда пачку бумаг и сообщил неприятную новость:

— Через несколько дней задуют пассаты. Ознакомившись с метеорологическими данными о зимних пассатах за последние несколько лет, вы поймете, что вам не удастся отбуксировать свой батискаф в намеченный район — это в 120 милях от берега.

Военно-морская база Дакара — хорошо смазанный механизм, колесики которого вращаются слаженно и послушно. Мы для него были чуждыми элементами, претендующими на под­держку и помощь. Конечно, мы не какие-нибудь авантюристы, а офицеры французского флота, но для адмирала наше пред­приятие имело одну неприятную сторону. Дело в том, что пред­стоящим погружением интересовался весь мир, по крайней мере все крупные газеты. Будет ли погружение успешным? На карту была поставлена репутация флота. Может быть, лучше не рисковать? Может быть, использовать наступление сезона пассатов как удобный предлог для отмены операции и отослать домой беспокойных гостей? Наскоро просмотрев метеорологические сводки, мы с Вильмом заверили адмирала, что сделаем все возможное — и даже невозможное — для успеха своего начина­ния. Наш энтузиазм как будто произвел на адмирала благопри­ятное впечатление. Скоро он поднялся, давая понять, что визит окончен, и мы, простившись, покинули его кабинет.