Михаил Львов - Пароль - Балтика

Кончился ужин. Но никто не покидал кают-компанию. Ефремов попросил Андрея Шевченко:

- Сыграй.

Шевченко взял гитару, запел:

- "В далекий край товарищ улетает..."

Потом Преображенский развернул мехи баяна. Загляни сюда человек со стороны - ему в голову не пришло бы, что всего через несколько часов эти спокойные веселые люди поведут корабли в рейд, который потом назовут историческим.

...В августе на Балтике ночи короткие. Настолько короткие, что совершить удар по Берлину в пределах ночи не представлялось возможным. Расстояние Эзель - Берлин - Эзель составляет почти 1800 километров, из них 1300 - над морем. Семь часов требовалось, чтобы долететь до гитлеровской столицы, отбомбиться и вер нуться на островную базу. Это было почти пределом для изношенных ДБ. Любая задержка, бой с истребителями, попытка обойти грозовой фронт - и падай в море: ближе Эзеля к Берлину в те дни сорок первого года уже не было ни одного нашего аэродрома. А днем встреч с противником не избежать: целых два часа бомбардировщикам предстояло находиться над территорией врага.

Как быть?

Чтобы избежать столкновения с германскими истребителями, дежурившими на аэродромах прибрежной полосы Эстонии, Латвии и Литвы, решили вылетать засветло, когда сумерки еще не наступили, на бреющем выходить в море и лишь в отдалении от острова набирать высоту. Правда, бреющий полет требует большего расхода горючего и его резерв сокращается буквально до нескольких минут, но иного выхода нет.

Рейд на Берлин прорабатывался в школе, в обычном классе. На ученической доске, хранившей следы мела и теплых ребячьих рук, полковой оператор повесил большую карту. Командир полка вызывал то одного, то другого летчика.

- Материальная часть проверена?

- Проверена.

- Кислородное оборудование?

- Проверено.

- Карта отработана?

- Отработана.

- Прошу к карте.

Под перекрестными вопросами командира и его помощников экипажи "летали" в бой.

Каждый летчик и штурман получил карту, испещренную условными знаками, плод круглосуточной работы штурманов ВВС, бригады и полка. Маршрут проходил через зоны сплошного зенитного огня, густую сеть аэродромов, на которых базировались фашистские истребители. Члены экипажей за последние дни перечитали все разведданные, пересмотрели все карты. Они изучили характерные ориентиры Берлина, его главные военные объекты, вокзалы, хранилища горючего, предприятия военного комплекса.

- Если самолет перед бомбометанием получил повреждение, если разбит один двигатель, - спрашивал Преображенский, - ваши действия?

- Наношу удар на одном моторе, - ответил Гречишников.

- Правильно? - спросил командир полка, обращаясь теперь уже ко всем.

- Правильно, - сказал Ефремов.

- Только так, - кивнул Плоткин.

Собственно, только так и поступали летчики Первого минно-торпедного полка.

Побеждать во что бы то ни стало - полковая традиция, и эту традицию брали с собой балтийцы в рейд на Берлин.

Рейды на Берлин предварялись воздушной разведкой. Ее осуществляла группа капитана Ф.А. Усачева. Выполняла она свою опасную работу основательно и как-то незаметно, хотя каждый полет был сопряжен со смертельным риском. Командир группы даже в своей морской форме был похож больше на рабочего, чем на военного. Спокойно, тихо отвечал "есть", когда получал боевое задание. И так же спокойно, никогда не повышая голоса, сам давал приказания подчиненным. За несколько часов до вылета бомбардировщиков Усачев провел свой самолет над морем почти до Штеттина, именно тем курсом, которым должны были лететь Преображенский и его однополчане. Он разведывал погоду.

Плохие сведения сообщать всегда неприятно. Такое положение было у разведчика: густая облачность, местами грозовые тучи. Сравнили его сведения с данными "бога погоды", как в шутку называли метеоролога балтийской авиации Каспина. Тот заверил:

- Дальше условия полета будут лучше.

Операция возмездия

7 августа 1941 года наши войска вели, упорные бои на Смоленском, Белоцерковском направлениях и на Эстонском участке фронта.

Фашисты в хвастливом сообщении о первых итогах войны, не замечая, что блицкриг уже дал трещину, называли астрономические цифры наших потерь. По их словам, мы потеряли 9082 самолета. Авиация СССР в который раз объявлялась уничтоженной.

7 августа 1941 года наша авиация продолжала наносить удары по мотомеханизированным частям, пехоте, артиллерии противника и аэродромам. Две группы из основной части Первого полка во главе с майором Тужил-киным и лейтенантом Борзовым обрушили бомбы на фашистские мотомехвойска в районе Кингисеппа.

Преображенский, улетая на Эзель, сказал остающимся в Беззаботном тридцати пяти экипажам:

- Вынужден забрать комэсков. Знаю, что вам будет трудно вести борьбу с танковыми колоннами врага. Но надеюсь на вас.

Тужилкин и Борзов не подвели командира...

В этот же день стороной от Ханко прошел "Юн-керс-88". Летчик-истребитель тихоокеанец Петр Бринько без труда определил курс вражеского самолета - остров Эзель. Он хорошо помнил предупреждение своего командира Героя Советского Союза Ивана Георгиевича Романенко: "Не допускать врага к Эзелю!" Бринько до защелки двинул вперед сектор газа, пристроился под хвостом "юнкерса" и снайперским залпом зажег бомбардировщик. Противник торопливо сбросил бомбы в море и попытался уйти от преследования, но спастись не смог. Объятая пламенем машина вошла в пике. "Юнкерс" ударился о каменистый берег и взорвался...

В этот же день экипажи, собранные на Эзеле, один за другим доложили: "К полету готовы!"

В меховых комбинезонах и унтах на земле невыносимо жарко.

- В парной - и то холоднее, - отдувается Преображенский.

Заняли свои места в самолете штурман Хохлов, стрелки-радисты Иван Рудаков и Владимир Кротенке. Они сделали это, пожалуй, рановато, ведь до вылета еще есть время. Но можно понять их нетерпение.

От самолета к самолету идет комиссар. Григорий Захарович Оганезов, "пламенный комиссар", как его называли в полку, в эти последние минуты перед стартом волновался, пожалуй, больше, чем летчики. Обходил экипажи, смотрел в глаза каждому, жал, - нет, стискивал руку. И для каждого находил несколько слов. Комиссар хотел лететь на Берлин рядовым воздушным стрелком, но Жаворонков ответил решительно "нет".

Это ведь совсем не легко - готовить людей к большому испытанию, провожать в полет, а самому оставаться на земле с мотористами, техниками, инженерами, ждать, думать, не подведут ли моторы, не заклинятся ли бомбосбрасвгватели.

Потом он будет проверять подготовку технического состава к приему самолетов, побывает на огневых точках вокруг аэродрома, будет ловить по радио сообщения из Москвы о положении на фронтах. И будет часто смотреть на часы. Вот они приближаются к цели... Вот истребители-перехватчики с черными крестами режут небо пулеметными очередями... Вот летчики прорываются через огонь... Вниз, на голову врага, летят бомбы... И снова взгляд на часы. Он не уйдет с аэродрома, пока последний дальний бомбардировщик не вернется на базу. Если же в бою погибнет экипаж, он, комиссар, посланец партии и сын партии, соберет коммунистов, соберет весь полк и обязательно найдет единственно нужные в такие минуты слова...