Федор Углов - Под белой мантией

Из представленных кратких данных любой непредубеждённый человек увидит, сколь важна проблема, над которой в течение пяти лет работал коллектив института, и как важно итоги этой работы обобщить и опубликовать. Так думал и я, когда писал заявку в редакционно-издательский отдел Академии медицинских наук.

Еще до монографии о хронической пневмонии я решил опубликовать небольшую книжечку по методике бронхологических исследований лёгочных больных. Эта методика не была знакома большинству терапевтов и хирургов, а без знания её полное обследование, а следовательно, установление диагноза у подобных вольных практически невозможно. Мне казалось, что академия, учитывая актуальность проблемы, ухватится за эту тему и книга получит зеленую улицу. Но вышло не так. Продержав заявку около года, редакционно-издательский совет академии прислал ответ за подписью председателя и ответственного секретаря, где говорилось кратко: «В связи с невозможностью издать в ближайшие годы, отклонить предложение академика Ф. Г. Углова «Бронхологическая диагностика заболеваний лёгких», 10 авторских листов, протокол № 3 от 16 марта 1973 года».

Я был крайне удивлен таким ответом, но, подумав, решил, что писавших ответ понять можно. Председатель редакционно-издательского совета — патофизиолог, занимается вопросами теоретической медицины и вполне может не понять значения пульмонологической проблемы для теории и практики медицинской науки и здравоохранения. Что же касается женщины-секретаря, насколько можно было судить по непродолжительным разговорам с ней, она к медицине не имеет отношения вообще или, по крайней мере, последние многие годы. Не зная близко работы президиума, я не стал ломать голову и отклонённую заявку оставил бея последствий.

Я никак не думал, что здесь все значительно серьёзнее.

Работа над монографией «Хроническая пневмония» была а полном разгаре. Передо мной уже вырисовывались контуры будущей книги не только в общем, но и по отдельным главам. Поэтому в 1973 году, приблизительно за год до окончания работы, я подал заявку в академию с просьбой включить в план издание книги на 1975 год.

Моя заявка опять попала к тем же людям. Долго я не получал никакого ответа, наконец когда я пришёл лично поговорить с председателем, он мне заявил, что они не могут удовлетворить моей просьбы, и, как особую милость, он разрешает отпустить на монографию 20 печатных листов, причём включает её в план не ранее 1978 года, т. е. через 5 лет.

Я тут же написал в редакционный совет заявление мотивировкой.

В апреле 1974 года я получил следующий ответ:

«От 2.04.74 г. за № 25–62.

Глубокоуважаемый Фёдор Григорьевич!

К моему глубокому сожалению, жесткий лимит бумаги, которым располагает редакционно-издательский совет, не позволяет увеличить объём Вашей монографии «Патогенез, клиника и лечение хронической пневмонии» с 20 до 30 листов, к тому же в редакционном портфеле, как Вам известно, есть монография над эту тему…

Председатель А. М. Чернух».

Кстати о названии. Когда был разговор относительно включения моей монографии над названием «Хроническая пневмония» в план 1975 года, он мне сказал, что название надо изменить, так как подобное название уже есть у книги, которая находится в портфеле редакции и выйдет в ближайшее время. Это монография Н. С. Молчанова, которого, к сожалению, уже не было в живых, но который после себя оставил готовую книгу. Я не хотел вступать в пререкания перед светлой памятью большого учёного и согласился на изменение названия, хотя, как оказалось, сведения были неточными. Книга эта не вышла до сих нор, т. е. до конца 1977 года, и это, оказывается, не монография, а сборник работ под его редакцией, что, как известно, не одно и то же.

Меня долго занимал вопрос: зачем понадобилось во что бы то ни стало изменить название? Как-то спросил своего приятеля академика, работавшего несколько лет в издательском отделе.

— Всё это очень понятно. «Хроническая пневмония», при злободневности проблемы, — слишком броское название. А так, как они предложили, это всё смазано.

— Почему же он так негативно относится к моей заявке?

— Это не только к твоей. В этом отделе, как на подбор, сидят люди, начиная от председателя и кончая секретарём, которые ко всем таким, как ты, учёным относятся с той же «симпатией».

Мне пришлось пойти к президенту Владимиру Дмитриевичу Тимакову, человеку большой эрудиции и государственного ума. Выслушав меня, он сказал:

— Тут какое-то недоразумение. Проблема и тема слишком важны и животрепещущи, чтобы мы стали сокращать листаж. Кроме того, у нас так редко книги пишут сами академики, что мы их стараемся не урезать в объёме. Об этом есть и специальное указание партии.

— А почему вы говорите, что академики мало сами пишут?

— Посмотрите наши издательские планы. Там редко фигурирует фамилия академика, а если где и стоит она, то обязательно в соавторстве или под редакцией, что, как вы знаете, не одно и то же.

— Как же мне всё-таки быть с листажом?

— Мы постараемся вас удовлетворить полностью. Во всяком случае, вы пишите. А когда напишете — приходите. Мы тогда листаж утвердим окончательно.

Через несколько дней, когда я зашёл к А. М. Чернуху, он мне сказал, что редакционно-издательский отдел утвердил мне 25 печатных листов. Я понимал, что этого явно недостаточно, но, успокоенный заверениями президента, не стал ни на чём настаивать. Уехал к себе в Ленинград и продолжал работать над книгой.

В назначенный срок я повёз свою монографию в редакционно-издательский совет. Секретарь, подсчитав мои рисунки и пересчитав страницы, заявила:

— Рисунки тоже входят в объём, а они занимают у вас пять листов, а всего у вас 35 листов. Сократите до 25 и приносите.

Мне пришлось снова пойти к президенту и напомнить ему наш разговор. Он позвонил председателю, на ближайшем заседании редакционного совета мне был утверждён лимит в 30 печатных листов.

Мне пришлось недели две вплотную посидеть за книгой, чтобы сократить пять листов. Прихожу в редакционный отдел. Меня столь же нелюбезно (мягко выражаясь) встретила секретарь. Бегло перелистала мою рукопись и, возвращая её мне, говорит:

— Здесь у вас лишний лист. Принять не могу. Сократите до нужного объёма.

— Вы неточно сосчитали. Там имеются недопечатанные страницы и вычеркнутые разделы по полстраницы и более, так что объём не превышен. Кроме того, книга пойдёт на рецензию. Может быть, рецензент подскажет, какой раздел сократить, какой, наоборот, развить. Я обещаю, что при окончательной сдаче после рецензента рукопись будет должного размера.

— Я вам сказала, что у вас лишний лист. В таком виде рукопись не приму. Или сдавайте в том виде, как я говорю, или мы вообще её не примем. Скорей — завтра последний день сдачи рукописи.