Евгений Мартынов. Яблони в цвету

Комсомол ответил: есть!

Платы за эту общественно-концертную деятельность никто ни от кого не требовал (кормили в поездках — и то уже хорошо), но на ее основе складывались отношения и мнения, рождались рекомендации и ходатайства, существенно влиявшие на судьбы людей, задействованных в подобных мероприятиях. Комсомол отметил «заслуги Евгения Мартынова в деле нравственного воспитания советской молодежи» (эта классически-типовая формулировка фигурирует почти во всех многочисленных грамотах и дипломах, врученных брату различными комсомольскими органами за более чем двадцатилетний период соприкасания его с комсомолом): в 1979 году Женя стал лауреатом премии Калининского обкома ВЛКСМ (вместе с А. Дементьевым — за их совместное песенное творчество), в 1980-м — лауреатом премии Московского комсомола (за личный вклад в развитие молодежной комсомольской песни), а в 1987-м, в итоге, — лауреатом премии Ленинского комсомола. Вся «денежная начинка» этих премий, как и полагалось по неписаным законам, была перечислена на строительство важных объектов народного хозяйства. Такое «целевое» направление лауреатских премий было почти общепринятым явлением, и никто из лауреатов этим не бахвалился.

Для многих людей, знавших Мартынова до его стремительного взлета на Олимп эстрадной популярности и смотревших на его триумф со стороны, было непонятным и загадочным то «везение», которое, казалось бы, действительно его сопровождало. На их вопросы о причинах его успеха Женя, как правило, отвечал шутками: мол, он племянник Олега Кошевого, зять трижды Героя Советского Союза Александра Ивановича Покрышкина, герой ташкентского или ашхабадского землетрясения, лауреат совминовского домоуправления и т.п. И некоторые люди верили его шуткам, всерьез доказывая другим, что Мартынов женат на внучке Покрышкина, что прославленный маршал авиации подарил ему самолет, и он теперь на этом самолете летает на дачу к Брежневу, так как генсек ему во всем покровительствует. Хотя, конечно же, за успехами брата ничего сверхособенного не скрывалось помимо его солнечного таланта, искренней доброжелательности и расположения к людям, а также смелости и азарта в действиях по достижению поставленных целей. Если было необходимо, Женя не боялся и не гнушался ответственных закрытых прослушиваний и открытых концертных баталий, выхода на уровень очень высоких должностных лиц и прямого контакта с неблаговолящими ему людьми, опасных самолетно-вертолетных передвижений от одной концертной площадки к другой и «полулевых» ночных работ в студиях звукозаписи. Раз нужно, брат умел и за себя попросить, и со своей стороны удружить. Если цель оправдывала средства, он шел и на фиктивный брак (до женитьбы на Элле), и на вступление в партию (в 1980 году), действуя по принципу Сократа: «Где отступает гибкость, там наступает старость».

Женина жизненная позиция вообще была активной, и по своим внутренним — волевым и умственным — качествам брат во многом был не похож на свое внешнее лирическое «я». Не побоюсь сказать: Евгений был бойцом — даже если сам этого не осознавал, признавая в себе лишь игрока. Он был полон энергии, в частности творческой, горел ею и даже перегорал, не находя возможности реализовать ее полностью. Да, в той, оставшейся позади, эпохе было много высокого и героического, красивого и крепкого, но при всем при том наша система не давала возможности реализовать себя хотя бы на 50% (правда, это отнюдь не мало), если ты хотел остаться независимым. Система тебя

взращивала, хомутала, «ставила на тебя», погоняла, баловала пряниками и одаривала милостями, но вожжей из своих рук никогда не выпускала. Ты был вечным пролетарием, наемной рабочей силой: беги, тяни, надрывайся — и не задумывайся о том, кто извозчик, в чьих руках вожжи. Реализовать свои собственные проекты не позволяли ни высокие связи, ни крупные (по советским меркам) авторские гонорары... Хотя эти козыри — связи и гонорары — внешне и создавали иллюзию творческого удовлетворения, личностного самостояния и духовного восхождения.

Я коснулся такой составляющей в судьбе творческого человека, как авторские гонорары. В 70-е —80-е годы, когда авторское право в нашей стране было защищено государством, основным источником существования для авторов-песенников было начисление гонораров за исполнение песен на концертных и танцевальных площадках (платных) и в ресторанах. Если песня была очень популярна и исполнялась повсюду, то она одна могла приносить композитору (у поэтов ставки были пониже) от трех до пяти тысяч рублей в месяц. Если популярных песен у композитора было несколько сразу, то в пик своей популярности эти песни способны были дать месячный доход в 10—15 тысяч рублей и даже более. Но, я повторяю, это в пик популярности, и популярности тотальной. По поводу объемов чьих-то «с неба падавших» гонораров постоянно шептались неудачливые шлягерописцы, переполняемые догадками, завистью и злостью. Нужно заметить, что для большинства завистников и борцов за «чистоту песни» главным критерием отношения к авторам и песням были не творческо-художественные достоинства последних, а их гонорарно-коммерческий успех. Именно «слишком зажравшихся» авторов критиковали на съездах и пленумах союзов композиторов и писателей. Когда же удачливый автор постепенно выходил из пика своего успеха и его авторские гонорары уменьшались до средних размеров, интерес к нему со стороны «секретарей-блюстителей» тут же пропадал. Какие он теперь писал песни, никого попросту уже не интересовало.

Евгений Мартынов занимал первое место по авторским гонорарам среди композиторов всего Советского Союза в течение примерно двух с половиной лет начиная с конца 1975 года. Он отодвинул на второе место бывшего лидера — Давида Тухманова. А до Тухманова первую строку в этой устной табели о рангах уверенно занимал Арно Бабаджанян. Брата же с первой позиции оттеснил Александр Зацепин, «экс-чемпион», а того — давно прорывавшийся Раймонд Паулс... Женя, кстати, с большим интересом следил за творчеством перечисленных мной композиторов и всегда отзывался о них с искренним уважением — как об очень крупных творческих фигурах. Примечательно, что Мартынов, Тухманов, Зацепин, Паулс, назову также Юрия Антонова, — все были (и сейчас, помимо Жени, остаются) профессионалами, почитаемыми друг другом, однако держащимися друг от друга на расстоянии, словно сохраняющими определенную производственную автономность. Наверное, это еще раз подтверждает тот факт, что бездарности и безличности группируются и объединяются куда более успешно, чем люди талантливые и личностные.

Коснувшись гонорарно-доходной стороны композиторской деятельности, я вспомнил о соприкасающихся с этой стороной некоторых фактах из жизни брата.