Пласидо Доминго. Мои первые сорок лет

Мильтон выступил продюсером в этой авантюре, но впоследствии он стал моим близким другом. Мне очень пригодились его советы в той области творчества, где у меня не было никакого опыта. Благодаря Мильтону я заключил контракт с фирмой «Си-Би-Эс Кроссовер» на участие в ее серии «Шедевры».

Успех моих записей латиноамериканской и североамериканской популярной музыки радует меня по двум причинам: первая — достаточно эгоистичная, вторая — гораздо более альтруистична. С одной стороны, я могу петь для тех, кто не любит оперу, появляется возможность завоевать и их любовь — значит, моя популярность становится шире. С другой стороны, при помощи этих записей я привлекаю интерес к опере. В частности, я получал письма из Англии — мои корреспонденты писали, что еще полгода назад они не слышали даже имени Пласидо Доминго и не имели понятия об опере. Наша пластинка возбудила их любопытство, они пошли в «Ковент-Гарден» послушать меня в «Сказках Гофмана», и опера так понравилась им, что они стали регулярно посещать оперный театр, слушать другие оперы с другими певцами. «Благодаря Вам мы всей душой полюбили оперу»,— писали они. И таких писем было много, значит, эксперимент оказался успешным во многих отношениях.

В самой Испании бытует ошибочное мнение, что испанцы немузыкальны или что, во всяком случае, Испания может обойтись без музыки. Музыкальность испанцев долгое время недооценивалась. Я испытал это на себе летом 1982 года, когда давал концерт под открытым небом в Мадридском университете. Попасть на концерт было очень трудно, а многим из тех, кто на него все-таки пришел, негде было даже присесть. Мест хватило на двадцать тысяч человек, остальные стояли, для них не нашлось даже травки! Тем не менее на концерте присутствовало около двухсот пятидесяти тысяч человек! Многие простояли на ногах целых два часа, и тем не менее бурно выражали свой восторг. А ведь часть слушателей, скорее всего, впервые встретилась с серьезной музыкой. Для меня этот концерт был очень важен. Конечно, меня глубоко тронула реакция моих соотечественников, но, помимо того, успех концерта, думаю, убедил людей, обладающих властью, в необходимости изменить отношение к музыке и обеспечить Мадриду в частности и Испании в целом богатую, насыщенную музыкальную жизнь.

Давайте рассмотрим ситуацию с оперой в Мадриде. «Реал» был когда-то великолепным театром, но несколько лет назад его переделали в концертный зал. Зал этот сам по себе прекрасен, но перестройка помещения была ошибкой. Почти все столицы мира имеют большие оперные театры, но в Испании за последние десятилетия опера потеряла свой престиж. Минувшие двадцать лет оперные сезоны проходили в Театре сарсуэлы, и я, начиная с 1970 года, постоянно выступал там. Театр сарсуэлы сам по себе неплох, но он слишком мал и неважно оборудован для постановок крупных опер. До недавнего времени каждая опера игралась только два раза в сезон, и билеты стоили неимоверно дорого. Я убедил администрацию театра давать третий спектакль по доступным ценам. Результат превзошел все ожидания — чтобы попасть на спектакль, люди стояли за билетами по нескольку дней. Тогда мы добавили еще один, четвертый спектакль, а в 1982 году стали играть каждую оперу по пять раз — энтузиазма не убавилось. Люди записывались в очередь за двадцать дней до начала продажи билетов!

В Мадриде собираются построить новый концертный зал, а театр «Реал» снова вернуть опере. Конечно, еще одна переделка здания потребует времени, но я верю, что когда-нибудь вновь увижу прекрасный оперный театр «Реал». Думаю, это произойдет в конце восьмидесятых годов.

Барселона — город с богатыми оперными традициями. Многие великие итальянские оперы XIX века были поставлены в театре «Лисео» почти сразу после их премьеры на итальянской сцене. Я, однако, могу рассказать только о ситуации, которая существует там с середины шестидесятых годов, то есть о том, что я видел собственными глазами.

Когда я жил в Барселоне, у меня были самые тесные контакты с театром «Лисео». Его тогдашний директор Хуан Антонио Памиас, человек по-настоящему преданный сцене, тратил собственные деньги на организацию театра и жил только его интересами, то есть походил на классических импресарио прошлого столетия. Его карман был достаточно глубок, но не бездонен, поэтому репетиций всегда не хватало и оперы в бешеном темпе сменяли друг друга на афише. Памиас мог запланировать по двадцать — двадцать два спектакля на три месяца, причем репертуар включал такие названия, которые не часто можно встретить в афише крупного оперного театра. Через три дня после «Тристана» шел «Вильгельм Телль», а «Девушка с Запада» стояла на афише рядом с «Парсифалем». Хотите послушать «Трубадура»? Прекрасно — поставим его для вашего удовольствия; а вот вам новинка— «Богема» Леонкавалло. Кстати, а почему бы нам не исполнить «Роберта Девере»? Главной целью Памиаса было угодить богачам, которые могли себе позволить купить любое место, любую ложу в театре. Памиас хотел предоставить им разнообразный, постоянно меняющийся репертуар.

В то время в Барселоне жили многие испанские певцы — Кабалье, Арагаль, Лавирхен, Сардинеро, Понс и я сам (Каррерас тогда только начинал петь), все мы старались освободиться на несколько недель, чтобы провести рождество со своими семьями, поэтому собирались в Барселоне и пели вместе в замечательных спектаклях. Пока театр полностью не прогорел, мы провели там много счастливых дней. Мы давали «Бал-маскарад», «Аиду», «Сицилийскую вечерню» — впрочем, я уже рассказывал об этих постановках. Но сейчас вспоминаю те дни с большой теплотой. Однако ситуация постепенно, но неизбежно ухудшалась, я уже рассказывал почему. Оркестр был измотан, и отдача становилась соответствующей, хор звучал грубо, исполнители второстепенных партий пели как бог на душу положит, времени на сценические репетиции не хватало — впрочем, я рассказываю о положении в театре еще в слишком мягких выражениях. Дело дошло до предела на представлении «Африканки», в котором я пел вместе с Монсеррат. Некоторые из спектаклей театра «Лисео» транслировали по телевидению, но я попросил Памиаса, чтобы «Африканку» не показывали — постановка была очень низкого качества. «Африканка» — длинная опера, и я считал, что можно снять для телевидения несколько самых интересных фрагментов, а потом включить их в передачу, которая длится примерно час. Памиас согласился, но потом, не поставив меня в известность, начали транслировать всю оперу. Этот эпизод окончательно открыл мне глаза на положение дел в «Лисео», и я решил, что с меня хватит. Я не возвращался на сцену «Лисео» несколько лет. За это время Памиас умер.