Пласидо Доминго. Мои первые сорок лет

Сейчас покровителем театра «Лисео» является промышленник Луис Портабелла, мой личный друг. Многие годы он руководил работой Дворца музыки в Барселоне и устраивал там великолепные музыкальные празднества (например, концертное исполнение «Валькирии» с Биргит Нильсон, Кабалье и Викерсом) и гастроли лучших оркестров мира. В театре «Лисео» он каждый год планирует два разных сезона — один, регулярный, проходит с ноября до апреля, а второй, фестивальный,— поздней весной и в начале лета. Я уже принимал участие в фестивальном сезоне. Думаю, сейчас происходит возрождение театра «Лисео».

Ежегодные оперные сезоны проходят также в Бильбао, Овьедо, Валенсии, Сарагосе и Лас-Пальмасе, в них участвуют знаменитые певцы. К сожалению, в последние годы я не пел там из-за полного отсутствия свободного времени. Мадридская постановка «Самсона и Далилы», осуществленная в 1982 году, имела такой грандиозный успех, что я предложил дирижеру Гарсиа Наварро и режиссеру Луису Паскуалю объехать с этим спектаклем всю Испанию (для чего нам надо «выкроить» два свободных месяца), чтобы продемонстрировать провинциальным городам уровень, к которому они должны стремиться. Моя мечта на будущее — найти время для такого турне.

Есть идея устроить летний оперный фестиваль в Италике, римском амфитеатре в пригороде Севильи. Будет прекрасно, если этот проект осуществится. Уверен, что посвящение фестиваля, хотя бы частично, музыке, родившейся в Севилье или вдохновленной Севильей, на многие годы сделает Италику центром притяжения для любителей музыки.

Относительно будущего музыкальной жизни Испании в целом я настроен оптимистически. Мне кажется, музыка постепенно начинает занимать достойное место в культурной жизни страны. Но нам всем предстоит еще очень много работы. Конечно, поддержку должно оказать и правительство, и частные лица. Финансовые вклады со стороны промышленников и деловых людей должны соответственно привести к снижению налогов, как это практикуется в США и во многих других странах. Кроме того, необходимо поднять уровень музыкального образования.

Хотя я испанец и чувствую себя дома именно в Испании, конечно, я очень люблю и Мексику. Ведь тринадцать наиболее важных лет моей жизни, когда я формировался как личность, прошли в Мехико. Мои родители, сестра и некоторые родственники до сих пор живут там, и я сохранил самые тесные связи с этой страной. В музыкальном отношении Мексика сделала огромные успехи за последние несколько лет. Были образованы новые оркестры и театры, в самом Мехико музыкальная жизнь бьет ключом. Правда, не всегда удается подняться до самого высокого уровня исполнения, но уверен, со временем и эта проблема будет решена.

Когда я был юношей, я часто слушал записи теноров прошлого, особенно Карузо и Джильи, и это сильно подстегивало мое честолюбие. Слушая Карузо, я всегда восхищаюсь его способностью максимально выкладываться, полностью отдавать себя образу, что бы он ни исполнял. Сила его голоса особенно впечатляла в диапазоне от фа до си-бемоль; а в пении Джильи больше всего привлекает его мягкий, «плавящийся» звук. Юсси Бьёрлинга часто обвиняли в холодности, но ни одна из его записей никогда не оставляла меня равнодушным. Меня всегда вдохновляли королевский звук, элегантная фразировка Бьёрлинга. Мигуэль Флета — мой соотечественник, в нем я особенно ценю темперамент, а в Тито Скипе — утонченность. Записи Аурелиано Пертиле, любимца Tocканини в «Ла Скала» двадцатых годов, примечательны прежде всего современностью его стиля, Пертиле великолепно звучал бы на сцене любого оперного театра сегодня, чего нельзя сказать о большей части его современников.

Хочу подчеркнуть, что пример легендарных певцов прошлого — источник вдохновения, а не страха и зависти. Слушая их записи, ставишь перед собой все новые и новые задачи. Как и в других областях творчества, каждая индивидуальность несет в себе что-то новое, уникальное. Жизнь продолжается, и каждый ищет в ней свой собственный путь.

В 1968 году, когда я дебютировал в «Метрополитен», в том же театре перед публикой впервые предстали два других тенора — Лучано Паваротти и Хайме (Джакомо) Арагаль. В чем-то их голоса похожи — неправдоподобно красивы, у обоих есть особая легкость в верхнем регистре. Лучано стал одним из самых знаменитых теноров нашего времени, в то время как Хайме не снискал того признания, которого он заслуживает. Что касается проблемы соперничества между Паваротти и Доминго, столь активно обсуждаемой сегодня, она существует скорее в умах определенных журналистов и фанатиков, нежели в жизни.

Альфредо Краус и Хосе Каррерас, как и Арагаль,— мои соотечественники. Альфредо — великий стилист, представитель истинного бельканто с несравненными высокими нотами. В Хосе меня восхищает не только красивый голос, но и мужество — он идет своим путем, несмотря на многочисленные попытки диктовать ему, что он должен делать, а чего не должен.

Я всегда надеялся, что хотя бы один из трех моих сыновей выберет профессию, связанную с театром. Но за последние два-три года желание видеть сыновей служителями искусства значительно поостыло. Что такое наша жизнь? Постоянные странствия, предельно напряженная работа. Лишь бесконечные выдумки журналистов изображают наш мир совсем не таким, каков он есть на самом деле. Так что я уже не мечтаю о театральной карьере для своих сыновей. Если же они будут любить искусство так сильно, что не смогут выбрать себе других способов существования,— тогда другое дело. Конечно, я благодарен судьбе за дар, которым она меня наградила, радуюсь своим творческим успехам, но моя жизнь — сплошная цепь личных жертв, принесенных карьере. Природа наградила меня крепкой, устойчивой психикой и внутренним равновесием, поэтому все, что происходит вокруг— хорошее или плохое,— не в состоянии изменить мой характер, мое отношение к людям. Но где гарантия, что сыновья устроены так же, как я? Кстати, и они, и Марта уже многим пожертвовали ради моей карьеры. Наша профессия может очень пагубно повлиять на людей, которым не хватает стойкости, жизнелюбия; она способна принести им большое разочарование и даже отразиться на психике. Естественно, такого я своим сыновьям не желаю. Мне бы хотелось, чтобы они прожили свою жизнь радостно.

Пепе, который обосновался в Англии и зовется теперь Джо, интересуется в основном фотографией — я полностью поддерживаю его в этом увлечении. Для собственного удовольствия он играет на гитаре. Когда эта книга выйдет в свет, ему уже исполнится двадцать пять, и я уверен, что его ждет насыщенная жизнь. Пласи, которому скоро будет восемнадцать, и Альваро, который подходит к пятнадцати, учатся в школе в Швейцарии. Ни тот, ни другой не стремятся продолжать потом учебу в колледже, но это обстоятельство не особенно меня тревожит. В деловом мире все более острой становится проблема безработицы, и выпускники колледжей при устройстве на работу не получают никаких преимуществ. Если вдруг кто-то из моих сыновей проявит серьезный интерес к искусству, к театру, я сделаю все возможное, чтобы помочь ему. Думаю, сыновьям повезло, что их отец не бизнесмен, хотя бы потому, что в семьях бизнесменов профессия наследуется. В мире музыки, в театре вы можете быть Людвигом ван Бетховеном-младшим или Уильямом Шекспиром-младшим, но имя само по себе не принесет вам никаких успехов. Альваро немного интересуется профессией режиссера, а Пласи, безусловно, обладает незаурядным музыкальным талантом: на фортепиано он может сыграть на слух все что угодно — от Верди до новейшей поп-музыки. Он написал для меня одну песню (я записал ее, когда делал альбом «Моя жизнь для песни»), а сейчас сочиняет новые. Я не удивлюсь, стань он третьим в нашей семье Пласидо Доминго, посвятившим жизнь музыке. А может быть, он вместе с Альваро займется каким-нибудь шоу-бизнесом. Ну что же — музыка у них в крови.