Ева Габриэльссон - Миллениум, Стиг и я

Мы оба не были верующими, но, путешествуя, всегда посещали церкви и кладбища. Я зажигала свечи в память об умерших.

В нашей стокгольмской квартире у каждого была Библия, которая, как и Коран, лежала вместе с другими многочисленными книгами. Стиг пользовался своей Библией для подбора цитат, которыми сопровождалось описание убийств в первом томе трилогии. Точнее, к взятому из реальности факту подбирал подходящий стих из Библии, который помогал героям разгадать загадку.

Стиг был человеком благородным, верным, очень теплым и добрым, но мог и превращаться в свою полную противоположность. Когда кто-нибудь дурно обращался с ним или с кем-либо из его близких, он шел в атаку по принципу «зуб за зуб, око за око». Он никогда не прощал и по этому поводу высказывался достаточно ясно: «Дать сдачи за себя или за друзей есть не только право, но и обязанность». Стиг всегда отплачивал обидчикам, даже если для этого приходилось выжидать годами.

В первом томе «Миллениума» Хенрик Вангер говорит Микаэлю Блумквисту, словно суммируя мысли Стига: «Я научился не лезть в драку, если обречен на поражение. В то же время никогда нельзя давать оскорбившему тебя человеку уйти от ответа. Выбери подходящее время и нанеси ответный удар, когда сам будешь в выгодной позиции…» В последней книге Микаэль разъясняет Андерсу Юнассону, лечащему врачу Лисбет Саландер, что девушке надо помочь, даже если это будет незаконно, ибо во имя морали можно преступить закон. Для Стига Лисбет — идеальное воплощение нравственности, которая побуждает нас поступать согласно нашим убеждениям. Она словно библейский архангел, орудие Божьей мести. Именно так планировал Стиг назвать четвертый том цикла «Миллениум».

В юности в Умео Стиг много дрался. Однажды ему выбили передний зуб, и пришлось вставить золотой. Как-то вечером, довольно много времени спустя, Стиг подстерег обидчика и внезапно на него напал. С тех пор никаких инцидентов ни с этим парнем, ни с кем другим у него не случалось. Воистину, месть требует времени и хладнокровия.

Противоречие между моралью и поступками — основной конфликт трилогии «Миллениум». Своими делами люди или улучшают, или разрушают мир и свой облик в глазах окружающих, но каждый при этом действует сообразно собственным понятиям о дозволенном и недозволенном. Именно поэтому каждый за все отвечает сам.

«Миллениум» позволил Стигу разоблачить всех, кто вызывал в нем отвращение своей подлостью, трусостью, безответственностью, аморальностью и готовностью жертвовать принципами ради выгод. Всех этих «салонных воителей», «бойцов, которым нужен попутный ветер», «рулевых для слабого ветерка» всех лжедрузей, использовавших его в целях собственной карьеры, всех предпринимателей-мошенников. В этом смысле книги Стига служили ему лучшим средством отвести душу.

В книге «Девушка, которая играла с огнем» Стиг описывает, чем занимался муж Эрики Бергер, Грегер Бекман, специалист по истории искусства и успешный художник. «Весь нынешний год он работал над книгой о значении художественного декора зданий и о причинах того, что в одних зданиях люди себя чувствуют хорошо, а в других плохо. Книга постепенно превращалась в яростный памфлет против функционализма…» На самом деле слова Стига можно отнести к моей книге об Улофе Хальмане. Этот архитектор-урбанист, умерший в 1941 году, проектировал для Стокгольма жилые районы, которые учитывали бы особенности местности — скалы, зелень, и состояли бы из традиционных домиков с видом на море. Особое внимание при постройке жилья он уделял озеленению, площадкам для детей и художественной отделке. По мысли Хальмана, городская архитектура должна привносить в жизнь радость и спокойствие. Среда обитания может придавать людям силы, а может и отбирать их.

Я приступила к редакции книги в 1997 году, но вынуждена была прервать работу, когда получила правительственный заказ на исследование вопроса о строительстве дешевого жилья. В 2002 году я решила перейти в консультанты со свободным расписанием, чтобы иметь возможность снова заняться изучением интересующих меня тем. При этом я много времени проводила в библиотеках, архивах и букинистических магазинах. Каждый вечер, возвращаясь домой, Стиг бросал сумку в прихожей и произносил свое неизменное: «Куку! Есть тут кто-нибудь?» Затем он подходил к канапе, где я обычно устраивалась работать, и продолжал: «Ну, что ты обнаружила сегодня? А кофейку не найдется?» И, усевшись рядом, задавал кучу вопросов и очень внимательно меня выслушивал. Поскольку у него не было времени читать каждый новый вариант, я регулярно обсуждала с ним свою рукопись. По субботам я совершала долгие прогулки по районам Хальмана, о которых собиралась писать. Приступив к работе над трилогией, Стиг, как всегда из-за нехватки времени, бегло просмотрел мои записи и попросил разрешения поселить своих героев в те районы, о которых я пишу, разумеется подобрав для каждого подходящий ему вариант. Так, Даг Свенссон и Миа Бергман оказались в Энскеде, в доме 8В по улице Бьёрнеборгсвеген; Кортез на улице Альхельгонагатан в Хельгалундене. А Лисбет Саландер в начале повествования жила на Лундагатан.

А вот жилище Микаэля Блумквиста он поместил в старый Стокгольм, вне районов Хальмана. Мы долго обследовали территорию, прежде чем нашли для него подходящий адрес. Улица Бельмансгатан открывала много возможностей, особенно симпатичным нам показался дом Лауринска, 4–6. Он был выстроен в 1891 году, и с тех пор в квартирах этого кирпичного здания с видом на залив Риддарфьерден обитали многие художники. Но для Микаэля жилье было слишком шикарным, у него не хватило бы средств его оплачивать. Тогда мы остановились на идеальной, как нам казалось, квартире с видом на море, но в ней не было трех выходов, которые позволили бы, по замыслу Стига, трем разным группам одновременно установить слежку за Блумквистом. Стига это очень опечалило. «Не беда, — сказала ему я. — Представим себе, что внизу есть еще дверь (я ткнула пальцем в нужном направлении), и дадим дому вымышленный номер». Его лицо осветилось: «Верно! Так и сделаем!» Однако по неизвестной причине в опубликованной версии эта нумерация исчезла. Надо сказать, что у Стига не было времени прочесть пробную верстку даже первого тома, а сцена слежки за квартирой Микаэля находится в третьем.

В начале первой книги рассказывается, как Микаэль Блумквист, обустраивая свое жилище, закрыл выбоины на стенах акварелями Эммануэля Бернстоуна. Мне всегда очень нравился этот художник, и в то время, когда он еще был никому не известен, я купила одну из его работ на деньги, завещанные мне бабушкой. Вторую я смогла приобрести на наследство, пришедшее на этот раз от мамы. Обе акварели всегда висели у нас в доме.