Варлен Стронгин - Любовь Полищук. Безумство храброй

Вечером пиво пью, танцую на дискотеке. Чего еще человеку надо? О том, что можно жить богаче и разнообразнее, – просто не знала. Не приписаны нам были эти привилегии, что Константину Гавриловичу. Почему? Все-таки конституция на всех одна. И отличий за ним особых не числилось, кроме поста, который он занимал.

В громадной стране образовалась, на первый взгляд, небольшая группа людей с особыми привилегиями. И откуда они взялись – не знаю. Вроде сами себе организовали. И тайком. Народ об этом не знает, даже мой въедливый зять лишь чует, что не все в порядке у него в стране, и поругивается.

А если к этой группировке привилегированных присовокупить партийных работников всех уровней на местах, чекистов! В каждом городе, районе и более-менее значительном предприятии, обслугу ГУЛАГа и прочих «закрытых» номерных точек, то эта кучка людей может достигнуть по численности целой армии, и вероятно, не одной. И сколько они наплодили генетически гнилых душой и рвущихся к привилегиям потомков, и если посчитать, какой урон материальный и моральный все они принесли стране…

Об этом даже страшно подумать. А необходимо обязательно. В первую очередь надо извиниться перед теми людьми, что невинно сгнили в лагерях, за счет бесплатного труда которых вырастали привилегии, перед их родственниками. Извиниться перед всеми репрессированными народами, а их около тридцати, и хотя бы вернуть вклады старикам, откладывавших по грошам деньги на сберкнижку, на лечение болезней, на собственные похороны. Не отделаться обесцененной подачкой, а вернуть полным рублем. И стремиться к той обстановке, при которой любой человек, честный и работящий, мог обходиться без охраны, поскольку он не ворует, у него нечего красть и нет никаких привилегий.

Историки утверждают, что первые привилегированные возникли у нас в 1926 году, в городе Сочи, где отдыхали Ленин и Троцкий. Горком Сочи послал в бухгалтерию Кремля требование оплатить пребывание и отдых гостей в городе, на что получил приказ взять эти расходы на местный баланс. Когда это было… Да и привилегии были ничтожными – оплата дач и питания. А сейчас – громадный перечень привилегий, вплоть до бесплатной стрижки. Когда-то, наверное, это все было в диковинку, а сейчас – нормально, люди с этим смирились.

Я постепенно к новой жизни с привилегиями привыкаю, но одна мысль меня заботит – ведь я в Москве родилась и должен быть дом, где мы с семьей жили.

Ищу этот дом. Упорно. Примерно место помню. Людей расспрашиваю. И вдруг одна старушка вспоминает и моего отца, и мать, и ночь, когда их отвозили на черном воронке. А дальше об их судьбе ей ничего неизвестно. И тут я решила воспользоваться услугами соседа по даче из КГБ, попросила его узнать судьбу моих родителей. Он обещал помочь. Это так сценаристы изобразили. В то время уже каждый человек мог обратиться в приемную КГБ, что на Кузнецком мосту, и подать нужный ему запрос о пропавших в годы репрессий родных.

Но в фильме этого решили не показывать, страшились, что после показа фильма великая очередь выстроится на прием в эту приемную.

Поэтому мне дело отца показали вроде как по блату, по знакомству, через чекистского начальника.

Открыла я пухлое дело. Слева на обложке фотография отца в профиль и анфас. У меня глаза от слез набухли. И только. Это в фильме. А в реальной жизни, в каждом деле были собраны документы о пытках, и о том, как и в чем заставляли заключенных признаваться. Не все родные выдерживали эти выбитые силой признания. Ко многим вызывали «скорую». Поэтому сценаристы решили или им предложили это место обойти, кстати, лишив меня весьма правдивых и эмоциональных сцен, которые я мысленно себе представляла. И вот – пред финал фильма. Я нахожу среди подписей под приговором отца к расстрелу фамилию своего нынешнего мужа. Спазмы сдавливают горло. Я чувствую, что могу лишиться рассудка. Настолько чудовищно выглядит для меня подпись Константина Гавриловича. Узнав, что я ознакомилась с делом отца, он объясняет мне, что первой под ним стояла подпись Маленкова. Ведь тех, кто отказался бы подписать этот приговор, тоже могли расстрелять. Одного наказать проще, а когда много подписей, то это сделать намного сложнее. Это они вынесли себе такую привилегию, чтобы избежать сурового суда, если их приговор будет признан ложным. И привилегия сработала после смерти Сталина, хрущевских разоблачений культа личности. Были расстреляны только те чекисты, (Абакумов, Рюмин, Берия), кто лично разрешал следствие с пытками, лично подписывал расстрельные приговоры. (Обычно это делала не масса лживых подписантов, а тройка юристов КГБ.)

И тут не могу не сказать о Тихонове. Мне казалось, что роль Штирлица давалась ему легче, как героическая и романтическая, что ее играть намного легче, чем суровую и неприглядную правду жизни. Герой Тихонова в этом фильме суров и жесток в своих поступках до конца. Отказывает жене в получении жилплощади, не желает делить свою многокомнатную квартиру и легко добивается этого с помощью оставшихся у власти друзей с привилегиями.

Они, чтобы освободить его от претензий жены, в нарушение законов и безнаказанно выделяют ей комнатку в Ново-Косино, где она ютится с дочерью, своим ребенком и мужем. Но… Лицо ее спокойно, она купает внука, и когда к ней приезжает Константин Гаврилович, предлагая оставить эту комнату семье дочери, а самой вернуться к нему и жить с ним вместе, она прямо и без робости глядит ему в глаза, под взглядом которых он морщится и тускнеет. Он понимает, что ради получения привилегий в ее глазах выглядит палачом и является палачом на самом деле. А она, в своей убогой комнатке, в застиранном халатике свободна, и душа ее чиста.

Заманчивый груз привилегий не сломал ее, и она теперь не променяет свою честную жизнь ни на какую другую, даже самую богатую, с самыми большими привилегиями, – останавливается Люба, чтобы перевести дыхание.

– Ну и выдала ты, мать! – восторженно смотрит на нее сын. – Но неужели ты считаешь, что не снимешься в другом, не менее интересном фильме? Ведь ты сама говоришь, что жизнь бежит. Откуда ты знаешь, что ждет тебя через день, месяц или год?

– В театре ходят слухи, что собираются ставить спектакль по «Мастеру и Маргарите», – говорит Люба.

– И конечно, Маргаритой станешь ты, мама! Я не сомневаюсь в этом! – восклицает Алексей.

– Может быть, мне обещали, но время бежит, очень быстро, сыграть Маргариту моя заветная мечта. Но… Время бежит и меняется. А «Любовь с привилегиями» я уже сыграла. В 2000 году на международном кинофестивале в Сан-Франциско я получила приз за лучшую женскую роль, а в 2002 году на кинофестивале игровых фильмов во Флориде лучшим был признан и сам фильм. Правда, о церемонии награждения меня наши киноверхи не оповестили. Хотя приглашение пришло. Так что приза у меня еще нет. Обещали передать. Не вручить, а передать. Скажут, когда зайти за ним. Но если верить подружке, а я ей верю, считаю ее редкой умницей и честнейшей женщиной, если верить ей, то я уже прожила свою жизнь не зря.