Татьяна Алексеева-Бескина - Правда фронтового разведчика

И это несмотря на благословение и активную поддержку комиссии по Северу Госплана СССР, ее председателя профессора С. Славина, академика М. Лаврентьева, возглавлявшего СО АН и Научный совет по северной технике при Госкомитете по науке и технике Совмина СССР, наконец, геофака МГУ. Мы столкнулись с особым советским феноменом — с местной корпоративной непробиваемой сплоченностью. Ты или в корпорации со всеми ее неписаными законами, или тебя выдавят любым легальным, а иногда и не всегда таковым способом. И так было не только в Братске, но и в Норильске, в Магадане, в других подобных «царствах».

Имела хождение шутка: существуют три строя — капиталистический, социалистический и Братскгэсстрой. На братском факультете института много лет деканом была супруга начальника Братскгэсстроя — простой, симпатичный человек, школьная учительница. И — ни одного вузовского преподавателя. В основном школьные учителя без особой подготовки да инженеры—почасовики, совместители. А тут нате-ка, два кандидата наук, москвичи, знающие вузовскую работу! Существовали скрытые таксы — за зачет, за экзамен. С этим мы столкнулись в первую же экзаменационную сессию. Наверно, была такса и за диплом, но уже при содействии метрополии — ИПИ в Иркутске. Многие начальники, прибывшие на стройку в начале 50-х, в том числе и зелеными комсомольцами, без особых проблем обрели дипломы инженеров, экономистов. Там была своя кухня. Туда мы соваться не стали. Откровенные люди говорили нам просто: вы тут все наломаете, укатите обратно в столицу, а как быть нам?

Первая из мощных ГЭС в стране — Братская строилась без заключенных — на невероятном энтузиазме молодежи, комсомольцев. И молодежь туда ехала в начале 60-х особенная — светлая, вдохновенная, со своим менталитетом, героикой, преодолевая сложнейшие трудности, дикие по нынешним временам условия. Они и определяли лицо стройки. Со многими мы потом подружились. Но вот руководящий инженерный состав, «старшие товарищи» по большей части имели «начальственный» опыт лагерный. Остатки самих этих лагерных структур пребывали в тени грандиозной стройки на объектах железнодорожной линии Тайшет — Лена. Все это всплывало позднее. А пока мы — свежие лица, небезынтересные местной элите. Несколько приглашений на домашние посиделки, и становилось ясно: мы — не для них, а они, тем более, — не для нас. Нам было проще с постаревшими комсомольцами. С начальствующими фигурами приходилось держать приличествующие отношения — тут все в этих начальников и упиралось.

Но характер фронтового ветерана давал себя знать. Например, один из начальственных сынков — студент дошел до грани «на отчисление». Решили воздействовать на папашу — секретаря горкома партии. Папаша в существовавшем стиле, как бы приказывая, ответствует: «Приезжайте ко мне!» На что Игорь, ни минуты не смутившись, отвечает: «Когда у вас будут вопросы к коммунисту Бес-кину, я приеду в горком, а сейчас речь идет о вашем сыне. Извольте приехать в институт, если вас волнует судьба вашего сына!» Уж какая там взаимная любовь…

А сражения начались крутые. Кто ищет, повод для них — всегда найдет. И нашелся, не прошло и года.

Бывший наш руководитель Проблемной лаборатории геофака МГУ контр-адмирал Бурханов, работавший над докторской диссертацией, после отъезда Игоря из Москвы попытался за своей подписью опубликовать разработанную Игорем методику транспортных расчетов для Севера. В те дни такая методика была чрезвычайно актуальной и могла стать ядром докторской диссертации, которую Игорь не собирался защищать. Пытаясь дипломатично предотвратить наметившийся плагиат и представить все как недоразумение, Игорь дважды написал самому Бурханову — молчок. Написал на геофак МГУ — снова молчок. Вмешался наконец партком МГУ. Бурханов заявил, что этот материал публиковать он не будет и якобы везде указывает автора. Казалось бы, все ясно.

Пойманный за руку сдаваться не собирался. Хлынул поток писем на бланках лаборатории МГУ в Иркутск, в Братск, в партийные органы и даже в КГБ. Смысл их был один — очернить, опорочить Бескина: и обман партии, и неуплата партийных взносов с какого-то гонорара за научный отчет и т. д. и т. п. На факультете начались партсобрания, дурные разбирательства, суть дела в которых трудно было уловить. Особенно старалась третий секретарь ГК КПСС — приятельница бывшего декана ОТФ, жены начальника Братскгэсстроя. Последняя теперь была определена не без участия того же адмирала начальником той самой Проблемной лаборатории в Братске, деятельность которой в этом виде никому уже не была нужна. Поддерживалась нормальная корпоративная свара с расчетом на «выдавливание» «невписавшегося» элемента — нас с Игорем.

Игорь слег на несколько недель с тяжелейшей стенокардией. Прилетевший в Братск ректор ИПИ посетил его и сказал, что ни в чем не видит его вины. Понимая, что все происходящее наносит ущерб успешно разворачиваемой работе, отправил своих сотрудников в МГУ, после чего Бурхановым и занялся партком университета с самыми серьезными выводами. Но в Братске шельмование Игоря продолжалось.

Ларчик открывался просто: в корпорации «старших товарищей» надо было затормозить развитие ОТФ, снять вопрос об обучении старших курсов, вернуться к тихой жизни ОТФ, где особых требований ни к деловым, ни тем более к научным качествам преподавателей никто не предъявлял и при этом сохранялась приличная кормушка за деньги Братскгэсстроя.

Но два доцента с разных кафедр — катамаран непотопляемый. Сражались с местными партдеятелями вплоть до обкома партии. Я защищала Игоря и его начинания, меня пробовали увольнять, но на защиту вставали студенты, кое-кто свыше — восстанавливали. Его доводили до инфарктного состояния. Но дело двигалось. А мы взялись, помимо общетехнической подготовки двух первых курсов, за специальности, наиболее актуальные для Братскгэсстроя тех лет: строителей, автомобилистов. Предстоял разворот работ на Усть-Илимской ГЭС, которую намеревались строить без железной дороги, с автотранспорта — решение беспрецедентное.

Вот уже нам оставили старшие курсы доучиваться в Братске, вот мы пригласили новых преподавателей из Ленинграда, Москвы, вот образовались инженерные кафедры. С первым выпуском автомобилистов по своей кафедре Игорь возился, как с аспирантами, — 19 мальчиков, ставших потом руководителями в Братске, кое-кто затем защитил диссертации. Люди потянулись к нашему, уже филиалу Иркутского политеха. Появились аспиранты-заочники. Лекции для них по работе в науке приходили слушать все, кто хотел. Читали мы оба.

Первые лаборатории, стенды для своих курсов Игорь лепил бог знает из чего. При БГС был авторемонтный завод, и для Игоря все начиналось от его щедрот, там же студенты проходили и практику. Но больше всего набирали для лабораторий из барахла авиационной свалки аэропорта, из списанных станков, приборов на производствах.