Ван Гог. Письма

– ива. То, что я сделал, чересчур резко и грубо реалистично в сравнении с их абстракциями, но

это все-таки передает сельский характер и местный колорит Прованса.

Как мне хочется взглянуть на этюды с натуры Гогена и Бернара! Последний пишет мне о

портретах. Не сомневаюсь, что они понравились бы мне больше, чем библейские истории.

Надеюсь приучить себя работать на холоде: утром можно наблюдать очень интересные

эффекты изморози и тумана; кроме того, мне ужасно хочется засесть за новый сюжет – горы и

кипарисы и сделать с ними то, что я сделал с оливами.

Дело в том, что художники мало занимаются оливами и кипарисами. Что же касается

сбыта таких картин, их нужно отправлять в Англию – я ведь знаю, на что там спрос. Словом, я

почти уверен, что, занимаясь этими сюжетами, время от времени смогу делать приличные вещи.

Я все больше убеждаюсь в том, что мне, как я и писал Исааксону, надо настойчиво работать с

натуры, не задаваясь заранее определенной целью сделать то-то или то-то, работать так, как

сапожник тачает башмаки, и не ставить перед собой никаких художественных задач.

Разумеется, не все у меня получится хорошо, но в один прекрасный день, когда я меньше всего

буду этого ждать, я могу наткнуться на сюжет, который явится продолжением того, что сделали

наши предшественники. Вот тогда я и постигну край, который, по существу, вовсе не таков,

каким кажется на первый взгляд.

Напротив, когда я говорю себе: «Я должен придать большую законченность моим

картинам и тщательно отделать их», все мои намерения, столкнувшись с такими трудностями,

как непогода и меняющееся освещение, оказываются неосуществимыми, так что я в конце

концов отказываюсь от них и прихожу к следующему выводу: только опыт и незаметный

каждодневный труд постепенно делают художника зрелым и дают ему возможность создать

что-то более верное и законченное. Словом, единственный путь к совершенству – это долгий и

медленный труд, а всякие честолюбивые замыслы – самообман. Каждое утро нужно снова

идти на приступ, а для этого приходится не только создавать удачные картины, но и портить

холсты.

Чтобы заниматься живописью, следует вести спокойную размеренную жизнь, а кому это

удается в наши дни? Посмотри, например, на Бернара – он вечно спешит, его вечно подгоняют

родственники. Поэтому он, а с ним и многие другие не могут работать так, как им хотелось бы.

Предположим, мы скажем себе: «Не будем больше писать!» А что же тогда нам делать?

Нет, надо изобрести новую технику живописи – более быструю, менее дорогую и столь же

долговечную, как масло, иначе картины сделаются в конце концов банальными, как проповедь,

а художники отстанут от современности на целый век. А все-таки жаль, что ото так: было бы

куда лучше, если бы художники, следуя примеру Лермита и Ролля, поняли Милле как человека.

Тому, кто хочет надолго остаться в искусстве, надлежит работать так же много и без

всяких претензий, как работает крестьянин.

Нам было бы гораздо полезнее не устраивать грандиозных выставок, а обратиться к

народу и трудиться во имя того, чтобы в каждом доме висели картины или репродукции,

поучительные, как работы Милле.

У меня совершенно иссякли запасы холста, поэтому прошу тебя при первой же

возможности прислать мне еще метров 10. Тогда я возьмусь за горы и кипарисы. Полагаю, что

они явятся центральным сюжетом моей работы в Провансе, сюжетом, который завершит мое

пребывание здесь, с чем я не особенно тороплюсь, так как Париж лишь отвлечет меня от дела.

Кроме того, я, поскольку мне не всегда свойствен пессимизм, все время задаю себе вопрос: а не

написать ли мне книжный магазин с желтыми и розовыми романами на полках и вечерних

прохожих. Сюжет – исключительно современный: книжная лавка, выражаясь фигурально,-

источник яркого света. Кстати, такая картина – посев книг и гравюр выглядела бы очень

недурно между оливковым садом и хлебами. Мне хочется написать ее так, чтобы она казалась

светом во тьме. Да, и в Париже можно подсмотреть кое-что прекрасное.

617

Твое сообщение о выходе в свет цветных литографий с картин Монтичелли с

соответствующим текстом очень заинтересовало и глубоко обрадовало меня. Страшно хочется

их посмотреть. Надеюсь, в их числе будет и репродукция с находящегося у тебя букета – это

первоклассная вещь в смысле колорита. Я тоже не отказался бы как-нибудь сделать несколько

подобных гравюр с моих собственных полотен. Думаю, что для этого подошла бы картина, над

которой я работаю в настоящее время,– «Сборщицы оливок». Вот цвета: земля на переднем

плане фиолетовая, на заднем – желтая охра. У олив бронзовые стволы и серо-зеленая листва;

небо – целиком розовое; все три фигуры – тоже. Картина в целом выполнена в очень

сдержанной гамме. Пишу это полотно по памяти с этюда таких же размеров, сделанного на

месте: мне хочется создать нечто далекое, как смутное, приглушенное временем воспоминание.

В картине всего два тона – розовый и зеленый; они то гармонируют, то взаимно

нейтрализуются, то контрастируют друг с другом. Я, вероятно, сделаю с картины несколько

повторений, поскольку она – результат доброй полдюжины этюдов олив.

Похоже, что я больше не буду писать пастозно; это результат моей спокойной

отшельнической жизни, от которой мое самочувствие улучшилось. В конце концов, не такой уж

у меня неистовый характер: я становлюсь самим собой, когда спокоен. Ты, видимо,

согласишься со мной, когда увидишь картину, предназначенную для «Двадцати» и

отправленную мной вчера, – «Восход солнца над хлебами». Вместе с этим полотном ты

получишь «Спальню», а также два рисунка. Мне очень любопытно узнать твое мнение о

«Хлебах» – к ним, вероятно, нужно долго приглядываться. Надеюсь, ты мне скоро об этом

напишешь, если, конечно, они доедут без повреждений, а у тебя на следующей неделе найдутся

свободные полчаса…

Картину Мане, о которой ты упоминаешь, я не забыл. Идеалом фигуры для меня

остается, как и раньше, мужской портрет Пюви де Шаванна – старик, читающий желтый

роман, рядом с которым роза и стакан с кисточками для акварели и, показанный им на той же

выставке, портрет дамы – уже немолодой, но сделанной в духе изречения Мишле о том, что

«женщина никогда не бывает старой».

Смотреть таким ясным взглядом на современную жизнь, вопреки всем ее неизбежным

горестям, – это и есть утешение…

Мысленно крепко жму тебе руку – собираюсь еще поработать на улице.

Сегодня дует мистраль, но к моменту захода солнца он обычно утихает, и тогда можно