Лив Нансен-Хейер - Книга об отце (Ева и Фритьоф)

Вот Александр — тот совсем другой! Он пошел по стопам отца и решил изучать юриспруденцию. Это уравновешенный мальчик, а несчастье Фритьофа — слишком разносторонняя одаренность. Ничего еще не сделав, он мечтает о великих деяниях. Но есть ли смысл в увещеваниях?

Однако увещевания не остались безрезультатными. Они глу­боко запали в душу Фритьофа, он понимал тревогу своего отца. Но это будет его борьба, и он хотел бороться сам.

И вот, когда он так размышлял, мысль его набрела на зоологию. Вот наука, которая во всяком случае даст ему возможность сочетать работу с жизнью на природе. Он вспомнил и об известном зоологе Микаэле Сарсе, священнике с островка в Вестланне [47] Вестланн — крупный историко-географический район Южной Нор­вегии, под которым подразумевают всю территорию западного побережья от Эгерсунна (южнее Ставангера) до Кристиансунна и прилегающие западные склоны Скандинавских гор. , ко­торый сделал значительные открытия в морских глубинах. Лучше всего спросить совета у профессора Роберта Коллета [48] Коллет, Роберт (1842—1913),— профессор зоологии в Христианийском университете, руководитель университетского музея зо­ологии. , выдающе­гося специалиста в этой области, а вдобавок доброго друга семей­ства Нансенов.

Коллет тут же вспомнил, что ему не раз уже предлагали отпра­виться на промысловой шхуне в Ледовитый океан, чтобы изучать животный мир во время охоты на тюленей. Вот подходящее дело для молодого спортсмена.

Фритьоф сразу загорелся. На другой же день он побывал у ка­питана Крефтинга на промысловой шхуне «Викинг». Они быстро договорились. Но «Викинг» был новым судном, и сперва полага­лось получить согласие пароходства. Адвокат Нансен уладил это. Он не сомневался, что сын покажет себя умелым парнем, который не будет обузой на борту.

Жребий был брошен. Фритьоф отправился в свое первое пла­вание по Ледовитому океану.

Отцу его это путешествие скорее всего казалось отклонением от прямого пути. В душе сын «ветрогон», вот и помчался за при­ключениями, вместо того чтобы учиться. Отец был убежден, что, выбрав зоологию, сын совершил роковую ошибку, «ибо выбрал-то ее лишь потому, что эта специальность обещала развлечение и жизнь на лоне природы», и очень был огорчен тем, что Фритьоф не занялся физикой и химией, которыми «больше всего» увле­кался.

Если Фритьоф и был когда-то в душе ветрогоном, то с этим давным-давно было покончено. И с тех пор вся жизнь его и работа были более всего отмечены чувством долга.

Хотя он впоследствии забросил зоологию и стал полярным ис­следователем и океанографом, но это произошло лишь после того, как он довел до конца поставленные перед собой задачи и оставил после себя след и в зоологии.

Наверняка он бы далеко пошел и в физике, и в химии, он и здесь не отступил бы, не добившись своего. Но совершил ли бы он тогда свои великие арктические экспедиции, которые в свою оче­редь открыли путь новым проблемам,— неизвестно.

В марте 1882 года на рассвете «Викинг» вышел из гавани Арендаля [49] Арендаль — городок на южном побережье Норвегии; в XIX веке был одним из центров судостроения в этом районе. . Матросы огласили спящий город мощным «ура», несколько человек на набережной помахали на прощанье шляпами, а больше никто не обратил на них внимания. Впервые в своей жизни Фритьоф Нансен сжег за собой мосты.

Первые впечатления от моря были не особенно обнадеживающими. Надвигался шторм, судно вздымалось на волнах, и брызги перехлестывали через борт. Низко нависло небо, все в тяжелых угрюмых тучах. По-своему и это было красиво, но Фритьофу было не до красот природы. Только после шести суток мучений он смог записать в своем дневнике: «Морская болезнь прошла бесследно. Жизнь превосходна». Он отметил это событие тем, что, сидя на палубе до трех часов ночи, курил длинную трубку с голланд­ским табаком. В этом плавании отец впервые увидел царство льдов и был потрясен. Он принимал участие в охоте на тюле­ней в качестве стрелка и провел на борту корабля несколько научных опытов. А главное — он увидел с палубы корабля вос­точный берег Гренландии и уходившие вдаль цепи сверкающих горных вершин.

Он прилежно вел дневник: «Ледовитый океан — это нечто со­вершенно особое, ни на что не похожее, он совсем не такой, каким его представляют. Море то зеленовато-синее, то покрыто плоскими дрейфующими льдинами, то туман, то солнце, то буря, то штиль».

Он увидел еще много другого. Зачарованный, сидел он на па­лубе и глядел, как полыхает в небе северное сияние: «Это словно отблеск огромного далекого пожара. Но, должно быть, самый пожар был в Стране духов, отсветы были призрачно белые».

Тогда он впервые услышал грохот торосящегося льда.

Работы на судне хватало, и он ее не чурался. Адвокат Нансен не зря говорил, что сын будет полезен на борту. Фритьоф был силен, как медведь, и за все брался с охотой: грузить уголь, драить медяшку, мыть посуду на камбузе, взбираться на мачту и высматривать разводья. Он быстро проявил себя как хороший товарищ, неистощимый шутник и весельчак, не краснеющий от смачных анекдотов.

И все же моряки удивлялись, глядя на то, как он возился с точными приборами. На что ему все это? Что это за работа?

Но когда началась охота на тюленей и Фритьоф показал себя метким стрелком и хорошим гребцом, он сразу вырос в их глазах. Когда «Викинг» вошел в район охоты на хохлачей, на льду началась бойня. Чем больше убийств и жестокости, тем больше заработают охотники и пароходство. Поесть — и то стало некогда. Старшие уже были привычны к такого рода работе, а новичка тошнило от отвращения. Но он сжал зубы и виду ни­кому не подавал.

Охота шла великолепно. Все радовались необычайному везе­нию. Но, увы, «Викинг» вмерз в лед и потом целый месяц дрей­фовал — и это в самый разгар промыслового сезона! Для команды это означало невозместимый ущерб. К тому же дрейфующий лед представлял большую опасность. Бывали случаи, когда он раз­давливал судно, как скорлупку.

Но для отца этот месяц был самым важным в путешествии. Теперь у него было время для наблюдений, и многие из них впо­следствии пригодились ему.

Он нашел и другое применение своим силам. Однажды в шесть часов вечера Фритьоф сидел в бочке на мачте и рисовал видневшиеся вдали горные вершины. Солнце освещало самые высокие пики, и он жадно всматривался в неведомую страну, завладевшую всеми его помыслами.

И вдруг снизу крик: «Эй, глянь-ка, парень,— медведь!» И впрямь! Впереди, у самого бушприта, стоял огромный мед­ведь.

С быстротой молнии Фритьоф слетел с мачты и бросился в каюту за ружьем. Но медведь уже успел улизнуть, и Фритьоф, повесив нос, вернулся назад после бешеной погони по льдинам.